Я был уверен, что он брал мою одежду на ночь домой, а утром принес ее обратно в мечеть, ожидая меня. Поэтому я сел, развернул сверток и начал вынимать оттуда одну вещь за другой. Тут появился портной. Я спросил его: “Как это ты оставляешь этот сверток на виду?” Он спросил меня: “А у тебя чего-нибудь недостает?” Я признал, что все на месте. Он сказал: “Тогда о чем же ты спрашиваешь?” Я ответил: “Я хочу знать, как было дело”. — “Прошлой ночью я оставил твою одежду там, где она лежала, и ушел домой”.
Я стал укорять его, а он только смеялся в ответ и говорил: “Это вы привыкли к дурным нравам, потому что воспитаны в стране неверных, где люди воруют и обманывают. А нам здесь такое неведомо. Если бы твоя одежда оставалась здесь до тех пор, пока совсем не обветшала, все равно никто не взял бы ее, кроме тебя. Ты мог совершить путешествие на восток или на запад, а вернувшись, нашел бы свой сверток там, где оставил его. У нас не водятся кражи или жульничество и всякое другое, что заведено у вас. Возможно, раз за много лет что-нибудь такое у нас и случается, но мы знаем, что это — дело рук какого-нибудь пришельца, который побывал в наших краях. Мы пускаемся за ним вдогонку и настигаем его. А потом мы предаем его смерти за то, что он неверный и нанес вред нашей стране, или отрезаем ему руку по самый локоть, как у нас принято поступать с ворами. Поэтому ты ничего подобного здесь не увидишь”.
— Впоследствии, — говорил рассказчик, — я расспрашивал о том, как ведут себя люди в тех краях, и узнал, что дело обстоит именно так, как сказал портной. Они не запирают дверей на ночь, у большинства из них в домах вообще нет дверей, только занавеси для защиты от собак и диких зверей.
Рассказы о нищих
(3. 43, 60) Вот что рассказывали мне со слов Абу-ль-Хасана Мухаммада ибн Исхака ибн Аббада ан-Наджжара, одного из наиболее известных торговцев финиками в Басре. Он жил долго и передавал разные предания, я сам записывал их под его диктовку, но этой истории я от него не слышал.
— В нашей округе, — рассказывал он, — жил некий человек, который однажды вечером подал милостыню незнакомому ему слепому, мимо которого проходил. Он хотел открыть один из двух кошельков, которые были у него в рукаве, — один с динарами, а другой с дирхемами — и дать слепому дирхем. А дал он ему динар. Слепой ушел, не сомневаясь в том, что получил дирхем. Он зашел в лавку зеленщика, у которого обычно покупал, отдал ему монету и попросил подсчитать долг и вернуть сдачу. Зеленщик сказал ему: “Послушай! Откуда у тебя эта монета?” Тот ответил: “Такой-то дал мне ее вчера”.
Зеленщик сказал, что это динар, и отдал его слепому. Тот взял монету, а на следующий день пришел к человеку, который подал ему милостыню, и сказал ему: “Ты подал мне этот динар, но я думаю, ты собирался подать мне дирхем, поэтому я не должен принимать его. Пожалуйста, забери его”. Человек ответил: “Я дарю его тебе. Приходи ко мне в первый день каждого месяца, и в награду за твою честность я буду давать тебе что-нибудь”.
С тех пор слепец приходил к нему в первый день каждого месяца, и он давал ему по пять дирхемов.
Рассказчик добавил:
— Я не видел ничего более поразительного, чем честность этого зеленщика и этого слепца. Если бы такое случилось в наше время, все было бы совсем не так.
(3, 44, 61) А еще он добавил:
— Ибн Аббад говорил, что этот слепой читал Коран семью установленными исламским законом способами. Я слышал, как он читал Коран целую ночь. Он был беден и потому днем просил милостыню. Я слышал, как он декламировал на улице суфийские стихи и стихи о воздержании, и я никогда не замечал, чтобы он, когда просил милостыню, произносил что-либо другое. Однажды я ему сказал: “Послушай! Ты знаешь Коран наизусть, но я вижу, что, прося подаяние, ты декламируешь суфийские стихи. Почему ты не читаешь Коран, как другие слепые?” Он ответил: “Нет, я никогда не воспользуюсь Кораном для попрошайничества!”
(3, 55, 78) Вот что сообщил мне Мухаммад ибн Хилаль ибн Абдаллах со слов кади Ахмада ибн Саййара:
— Мне рассказал один шейх, который вел торговлю в Омане, что однажды, находясь в Убулле и собираясь отправиться в морское путешествие, он увидел у дверей мечети нищего, который красиво говорил и просил милостыню в изысканной форме.
Рассказчик продолжал:
— Я пожалел его и дал ему несколько полновесных дирхемов. Сразу после этого я отправился в Оман, где провел несколько месяцев. После этого мне пришлось совершить путешествие в Китай, и я благополучно прибыл туда. Однажды я оглянулся и увидел того человека. Он стоял на улице и просил милостыню. Я всмотрелся и, узнав его, сказал: “Во имя Аллаха, ты просишь милостыню то в Убулле, то в Китае!” Он ответил: “Я бывал здесь и раньше трижды, а сейчас я прибыл сюда в четвертый раз в поисках средств к существованию. Просить милостыню — для меня единственная возможность раздобыть хоть что-нибудь. Поэтому я бываю то в Убулле, то здесь”. Тяжкая участь этого человека поразила меня.