Запечатанное письмо

— Как раз перед моим разговором с мистером Фью она… ответчица рассказала мне, что ее муж вел себя… непристойно в названную ночь. Она убедила меня, что принятое мною лекарство стерло из моей памяти воспоминание об этом инциденте.

У Хокинса глаза полезли на лоб.

Она поспешно продолжила:

— Считаю нужным объяснить, что это не я рассказала все по памяти мистеру Фью; предварительно он выслушал миссис Кодрингтон, и у меня было впечатление, что меня спрашивают только для того, чтобы я подтвердила ее показания. Он едва упоминал о подробностях и, щадя мои чувства, выражался деликатными намеками, — в отчаянии сказала она. — Когда он спросил меня, верно ли составлен отчет, я дала ему понять, что верно, потому что я искренне верила тому, что сказала мне подруга.

— Оставьте, мисс Фейтфул! — почти кричал адвокат. — Вы же образованная леди! И позволю себе добавить, известная защитница прав женщин. И вы должны понимать, что, когда адвокат задает вам вопрос, он ждет от вас вашего собственного ответа. Мистер Фью дал вам прочитать ваши записанные показания…

— Он подтолкнул документ мне, — признала Фидо, — но я была не в состоянии внимательно прочитать его, чтобы ознакомиться с содержанием. Я была сильно смущена и взволнована, и мне трудно было дышать; кроме того, мистер Фью все время что-то говорил, и мне трудно было сосредоточиться. — «Господи, как же глупы женщины, — промелькнула отчетливая мысль, — это доказывают мои показания. Мы, легкомысленные существа, не умеем рассуждать логично, когда от этого зависит наша жизнь, не умеем исполнять гражданские обязанности, которые неотъемлемы от гражданских прав».

— Но вы официально подписали этот документ!

— Этого я не отрицаю, — с сожалением произнесла она, — но не помню, чтобы я подтвердила их полную достоверность во всех отношениях. Теперь я вижу, мне следовало объяснить мистеру Фью, что я все говорю со слов его клиентки. Позднее в тот же день у меня возникли возражения, и я попросила вернуть мне мои показания, но было уже поздно. — Фидо по-прежнему избегала смотреть в пятый ряд, где сидела ее сестра. — В минуту слабости я уехала за границу, чтобы избежать появления в суде и повторить суду эту историю.

Хокинс изобразил отвращение.

— Что ж, мисс Фейтфул… Хотя в то время вы находились в заторможенном состоянии, в данный момент считаете ли вы, что истец напал на вас, как сказала ответчица?

«Он считает меня добросовестной и честной», — поняла она и четко и ясно ответила при полной тишине в зале:

— Нет.

Хокинс пристально посмотрел ей в глаза.

— Вы должны признать, что-то, что вы помните, — что проснулись от испуга и увидели его выбегающим из комнаты, — несовместимо с попыткой изнасилования.

Она глубоко вздохнула.

— Я не говорила, что была испугана и что человек, которого я видела, выбегал. — Нужно говорить дальше, чтобы завтра с чистой совестью увидеть свои глаза в зеркале. — Сейчас я твердо уверена, что в ту ночь ничего подобного не произошло.

— Абсолютно ничего? — У адвоката дергалось адамово яблоко.

— Просто адмирал вошел в комнату, когда я спала, обменялся с женой несколькими словами и вернулся к себе.

Наступила тишина, пока Хокинс собирался с силами.

— Вы понимаете, мадам, что обвиняете свою близкую подругу в том, что она придумала всю эту ужасающую ложь с целью помешать объективному расследованию?

Фидо помолчала, затем хрипло произнесла:

— Возможно, ей это приснилось.

Зал взорвался оглушительным хохотом.

— Я хотел бы знать, не угрожает ли вам кто-либо, что заставляет вас изменить ваши показания?

У нее мурашки поползли по спине. Ей нельзя смотреть в сторону Гарри. «Вот как все было», — в отчаянии напомнила себе Фидо, но никогда раньше она не чувствовала себя такой лгуньей.

— Нет, — упорствовала она. — У меня было время все обдумать, и я решила выполнить мой долг и рассказать всю правду.

— У меня есть еще одно предположение, — прорычал Хокинс. — Возможно, попытка адмирала лишить вас невинности в ту ночь была успешной?

Фидо схватилась за деревянное ограждение бокса, чтобы не упасть.

— Говорю вам, все эти разговоры о заторможенном состоянии после приема лекарства и пробелов в памяти — это бесполезная попытка отвергнуть ужас того, что произошло.

— Мистер Хокинс!

— Если истец виновен в попытке насилия, мадам, никто не станет винить вас в том, что вы стали беспомощной жертвой его вожделения.

— Я…

Он не дал ей говорить.

— Но если из-за слабовольного желания спасти свою репутацию вы покрываете его преступление и тем самым уничтожаете мою клиентку…

— Преступления не было.

Хокинс растерянно поморгал, затем снова сменил тон.

— А, так, значит, вы не сопротивлялись? — спросил он так мягко, что сначала она не поняла его и смотрела на него в полном замешательстве. — На самом деле вы почти согласились на ухаживания со стороны красивого мужа вашей подруги, с которым жили в непосредственной близости более трех лет? И разрешенная связь должна была состояться всего в нескольких дюймах от его спящей жены?

— Как вы смеете…

— Мистер Хокинс! — вмешался судья.

Но адвоката невозможно было остановить.