Записки бойца Армии теней

«Святая Русь»! — доступно ли подобное понятие этому следователю? Он утверждает, что все духовное — предрассудки. Сухарь бездушный! Насколько я выше тебя! И вот таким невеждам доверен анализ человеческих душ! Я знал: попробуй я только упомянуть о нашей скаутской организации, даже только назвать ее, как он… ого! — он припишет мне… И куда только меня занесло!? Никак не могу понять, почему Организация Российских Юных Разведчиков — скауты — стала так ненавистна советскому строю? А ведь именно она меня и воспитала, дала самые светлые понятия о жизни, и каким надо быть. Нет, не могу устоять, чтобы не вынести на суд читателя наш гимн. Каждая его строка — призыв к действию! И к какому! Посудите сами:

Будь готов, разведчик, к делу честному,Трудный путь лежит перед тобой!Глянь же смело в очи неизвестному,Бодрый телом, мыслью и душой!В мире много горя и мучения,

Наступила страдная пора.Не забудь святого назначения:Стой на страже правды и добра!Тем позор, кто в низкой безучастностиРавнодушно слышит брата стон!Не страшись работы и опасности,

Твердо верь: ты молод и силен!Помогай больному и несчастному,К погибающим спеши на зов!Ко всему большому и прекрасномуБудь готов, ты будь всегда готов!

Что ни говори, а это и есть настоящий кодекс — закон для воспитания и для руководства в жизни. И, конечно, не на образе Павлика Морозова могут развиваться добрые чувства и из юношей получаться настоящие люди. Слова этого гимна воспитывали и затем сопутствовали мне в жизни! И я боготворил все русское, создавшее такой жизненный кодекс, бесконтрольно принимал и все советское — «новое русское», как я думал. Но что конкретного знал я об этом «новом»? Отличные песни: «Широка страна моя», «Степь донецкая», «Веселый ветер»… По этим песням я считал, что в России всё нормально…

Удалые, молодые, не немецкие,Песни русские, лихие, удалецкие!..

— так некогда гордо я распевал, вторя родителям, не имея ни малейшего понятия о тех «немецких»…

Но сейчас, с чем я столкнулся сейчас?!.. «О tempora, о mores!»… Нет, не мечите бисер перед свиньями! Такие люди ничего не поймут! Несчастный, оболваненный человек, этот следователь! Все же я чувствовал, что он все-таки стремится что-то понять. Конечно, не он виноват, что его так выхолостили. А кто? И до меня еще смутно, но стало доходить расплывчатое новое понятие о некой «системе». Что это такое? Будем милостивы: «Не судите сами, да не судимы будете!» И в глубине моей пронеслось еще одно воспоминание — о моих мечтах юности, о моей первой любви и связанным с ней романсом-танго:

Как хороши вечерние зарницы,В ночной тиши уснувшие цветы!

Как хороши смущенные ресницы,Как хороши неясные мечты!..

… Не знаю, но мне сегодня кажется, что именно этот любимый романс, романс моих семнадцати лет, о чудесных «неясных мечтах», я и пропел на одном из последних допросов. Не пойму, как это получилось. Но вдруг мне до безумия стало жалко следователя. А может, и своих прожитых, по всей вероятности впустую, и бесследно ушедших лет. Возможно, мне просто захотелось попрощаться с друзьями юности, моими мечтами… Я ожидал, что Саатсадзе оборвет меня, бешено крикнет: «Молчать! Встать!» Нет, ничего подобного: он сидел и растерянно глядел на меня. Ну, я и пропел все четыре куплета. А что? — терять-то нечего!

* * *

Сегодня следователь порылся в бумагах, нашел одну:

— Вот тут написано, что ты надумал убить четырех бойцов с целью завладеть новейшим автоматом. И, чтобы восстановить немецкое население против советской администрации, ты организовал экспроприацию поросенка. Упоминается, что ты — лейтенант английской разведки, скрывший это. Что ты на это скажешь?

— Интересно: почему убить надо было именно четверых? Они что, вчетвером владеют одним автоматом?.. Насчет поросенка — правда. Но цель была чисто утробной: «пожрать» хотелось! Насчет «лейтенанта» — так я всего-навсего ефрейтор, юнкер югославского офицерского училища. Об этом я говорил…