Как-то вечером, когда во дворе никого не было, и, как ему казалось, никто не мог наблюдать, штабс-фельдфебель в одиночку «репетировал» тот маршрут, по которому назавтра собирался прогнать нас. Делал он это своеобразно и непонятно: бежал с вытянутыми вперед руками, осторожно, будто наощупь. И все равно ему не удавалось избежать столкновений со столбами во дворе.
Лишь в Целлендорфе начались теоретические занятия по правилам дорожного движения. Для этого нас разбили на группы по 30 человек, и занимались мы в нескольких классах. С материальной частью нас почти не знакомили: ремонт будут осуществлять механики и слесари — бывшие таксисты. Нам же — «крутить баранку».
С нашими русскими мы не сближались — разница в возрасте. А Антонов стал сразу же «переводчиком» и, следовательно, подскочил на голову выше, став «начальством». Поляки обладали очень бурным характером, между ними часто возникали ссоры и драки с обоюдными увечьями. Здесь и помогли мои медицинские познания: мы с Мишелем оказывали первую помощь, накладывали повязки и скобки. Это было замечено начальством, и мы были признаны официальными санитарами: нам вручены медицинские нарукавные знаки — «змейки», которые мы тут же и нашили на кителя. Нас обоих поместили в отдельную загородку — медпункт, выдали шкаф и походную аптеку-сундук. Знакомый с латынью и правилами выписки рецептов, названиями лекарств, я ходил от аптеки до аптеки и приобретал нужные снадобья, особенно обзаводился спиртом. Разводил его, разливал по мелким флаконам, подкрашивал в различные цвета, наклеивал этикетки с мистическими для непосвященных названиями: тинктура, инфузум, солюцио такая-то… На некоторых флаконах дописывал: «Гифт! Нур фюр ойссере нютцунг!» (Яд! Только для внешнего употребления!). Эти «яды» сблизили нас с обоими фелдфебелями, а также и с некоторыми поляками, «благосклонно» пользовавшимися такими «средствами от зубной и головной боли». На случай, если кто будет проявлять чрезмерное нахальство, у меня были флакончики с чистым спиртом, настоен-ном на лютом (гвианском) перце, от которого захватывало дух, глаза лезли на лоб, а слизистая рта горела пламенем. Роль «пожарника» выполнял заранее приготовленный помидор.
Наш отдельный медпункт служил и местом для тренировок по морзе, которым Мишель стал уделять особое внимание.
Нельзя сказать, чтобы наша жизнь была полностью казарменной: в свободное от занятий время каждый мог ходить, куда ему вздумается, но обязан был присутствовать на утренних и вечерних построениях-перекличках, так называемых «рапортах».
По радио и в газетах сообщались отнюдь не обнадеживающие нас новости: часто гремели фанфары, возвещая то о взятии Севастополя, то о том, что в Северном Ледовитом океане гитлеровцами уничтожен большой английский конвой «Р 3-17» со всеми военными материалами для Советского Союза, что пали Луганск и Ростов, что немцы овладели Майкопским нефтяным районом… Германская подлодка потопила в Средиземном море британский авианосец «Игл», неудачей закончилась попытка англичан высадить десант в Дьеппе. В районе Калача гитлеровцы форсируют Дон, их горнострелковые части поднимаются на Эльбрус, а танковые соединения достигают на северных склонах Кавказского хребта города Моздока… Не зря гитлеровцы загодя учредили свое акционерное общество «Кауказус нафта»! Интересно, ищут ли меня его сотрудники, чтобы пополнить свои «кадры»?..
И опять фанфары: 6-я немецкая армия подходит к Сталинграду! «Вохеншау», захлебываясь от восторга, рассказывает и показывает улыбающиеся лица своих солдат, черпающих касками волжскую воду. Да-а-а, они — герои: за год протопали от границ СССР до Сталинграда! Чуть ли не до Урала!.. И от таких побед меркнет неудавшаяся попытка немецко-итальянских войск совершить в Африке прорыв у Эль-Аламейна… Фанфары, фанфары… А что будет, «Венн вир фарен геген Энгеланд» (Если мы двинем на Англию)?.. Обязательно с этого лихого марша-песни начинаются сообщения об успехах на фронтах. Неужто они и в самом деле в Англию наметили?!!
С первого дня моего приезда в Берлин, несмотря на полученный строжайший запрет «оборвать и не возобновлять прежние связи», все более и более стало обуревать желание навестить «Асканию»: хотелось посмотреть, что там, как там, узнать о Бошко и других друзьях, нет ли сведений о родителях, чем закончилась задуманная Максом диверсия… Заикнулся об этом Мишелю, но получил от него такой разнос, что и сам был не рад. Но желание… желания от этого отнюдь не убавилось — оно разгорелось еще более. Не мой ли характер делать всё назло тому виной? Придется побывать там втайне от друга…