Мишель заявился угрюмым, и я вскочил выслушать новости, видимо, они не из лучших! Да, во Франш-Конте разгромлена группа капитана Анри. Гризбаум — «Николь» погиб, сам капитан Анри ранен, но спасся. Метренко схвачен. Об остальных — никаких точных сведений. Добричко Радосавлевич и Средое Шиячич тоже арестованы близ Лиона… Жуткие новости, я не мог заснуть… Крутился на кровати, поднимался, снова ложился… Мишель ворочался тоже. Я не выдержал, встал. Кое-как натянул влажную одежду, направился к выходу.
— Ты куда? — услышал я голос друга. — Сасси, назад!
Но я уже захлопнул за собой дверь.
Не знаю, что на меня нашло. Подбежал к машине. Не успевший еще остыть двигатель завелся сразу. Я рванул в неизвестность… лишь бы не остановил Мишель! Слезы застилали глаза, текли по щекам. «А говорят, мужчины не плачут! Брехня!» — промелькнуло в голове. Собаки! Изверги!… Сколько же можно терпеть? Да еще и любезничать, улыбаться, рапортовать: «Кайне безондере эрайгниссе!» — никаких, мол, особых происшествий… Нет, они, эти «особые происшествия», есть, да еще какие!.. Как все это отвратительно, как надоело! Когда это кончится?..
Передо мной ровное, блестящее от дождя, шоссе. До отказа жму на педаль: скорость — вот, что сейчас способно развеять! Не заметил, как промчался через Порнише, Ля Боль… Мало, ой, как мало мы делаем! У поляков и то лучше: результаты их «работы» налицо — они буквально уничтожают двигатели!.. Машины, замечательнейшее творение разума и труда человека, и так варварски им же самим уничтожаются! «О, темпора! О, морес!» А мы и этим — саботажем — не имеем права заниматься!
…Где это я? Это же Ле Круазик! А время? Боже, уже скоро семь! Немедленно назад, иначе опоздаю под погрузку!.. Я развернулся, помчался в обратном направлении. Показался краешек поднимавшегося солнечного диска. Ярко светит утреннее зимнее солнышко! Лучи его, как в зеркале, преломляются на мокром полотне асфальта, больно ударяют в глаза, все еще затуманенные слезами. Впереди какая-то неясная помеха… Начинаю различать крестьянскую фуру на двух высоких, чуть ли не в рост человека, колесах, доверху груженную сеном. Обгоняю ее. Вижу: навстречу едут во всю ширину асфальта велосипедисты. Глупая привычка: ехать развернутым строем, держа друг друга за плечи! Нажал на клаксон, велосипедисты стали перестраиваться в затылок. Вихрем пролетел мимо первого, второго, третьего… Последней, шестой, ехала девушка. Успеваю заметить, как она начала вилять рулем и, теряя равновесие, стала крениться в мою сторону. Проезжая мимо, услышал глухой удар: голова ее задела за задний бортовой крюк! Визг тормозов. Выскакиваю: она лежит на асфальте. Тут, откуда ни возьмись, мотоцикл с коляской, в нем — фельджандармы. Сделали промеры: измерили расстояние до обочины, след торможения… Я все стою, как чумной, ничего не соображаю. Меня успокаивают: «Ты не виноват, парень!» Тот, который проверял в кабине рулевое управление, вылезая, заметил торчащий из кармашка дверцы краешек карты:
— Что это?
— Карта, чтобы не сбиться и не плутать… — отвечаю безучастно, еще не отойдя от случившегося.
Фельджандарм стал ее разглядывать: кружочки, треугольнички… Показал другим. Лица их посуровели. С опаской обыскали меня и повезли в комендантуру, в Порнише.
Клацнул замок камеры на втором этаже.
Часа через четыре послышался знакомый рокот «матфорда». Показался грузовик. Номер Мишеля — «WН-4800». Машина чуть притормозила, затем рванула дальше. Сейчас Мишель помчится в лагерь, устранит все следы, предупредит ребят. Пожалуй, времени у него хватит.
Вечером, как стемнело, меня перевезли сначала во временную тюрьму-барак (сен-назерская была повреждена бомбардировкой), затем в тюрьму Нанта — «Мезон Ля Файетт». Поместили в особый «квартал» — «картье аллеман» — в ведомстве абвера и гестапо. Следствие… Чего только я там не натерпелся!
— На кого работал?.. Кому готовил карту?..