Записки бойца Армии теней

— Ну, «баба-Яга костяная нога», как самочувствие?.. Так вот, день «Жи» (высадки союзников и открытия Второго фронта) не за горами. Восточный фронт заставил бошей оголить побережье, о чем свидетельствует и твоя информация о разговоре фельдфебелей в поезде. По всей территории Франции — то же самое. Но оккупанты боятся восстания, особенно в Париже. Принялись пополнять «Милис де Дарнан». И нам пришлось начать работу среди милиционеров, выпускаем для них специальные листовки «Полис э Патри» (Полиция и родина). Рассчитываем воздействовать на тех, кто не погряз в крови соотечественников, — на свежевербуемую туда молодежь…[37]

От меня требовалось вступить в контакт с одним из руководящих лиц милиции, заведующим отделом оргнабора и уже давшим согласие сотрудничать за определенную мзду. Первую часть взятки — 500 000 — он уже получил. Но надо его прощупать получше:

— Это твой соотечественник. Возможно, будет с тобой более откровенным. Предупреждаю: дело это опасное, необходима максимальная осторожность. Ты будешь ему представлен согласно новой твоей легенде.

Менье уехал на место встречи, а через полтора часа и я условным стуком постучал в дверь квартиры по адресу рю Шардон-Лагаш, 61. Дверь открыл Анри Менье. Сзади него меня пытливо разглядывал господин в пенсне. Представился:

— Константин де ля Люби и, помолчав, добавил: — Русский.

(«Почему “де ля Люби”? — Возможно, “Любимов”, да переделал на французский лад?» — подумал я.)[38]

Сухощавый, с выправкой, какой гордятся кадровые военные, лет сорока пяти — пятидесяти, он прихрамывал и ходил поэтому с тростью. По-французски говорил чисто, но большую часть разговора мы вели с ним по-русски. Вскользь он поинтересовался моей историей. Я ему описал свое неустроенное положение: только что выпущен из плена, демобилизовался, денег почти нет, думаю устроиться в школу шоферов, но не уверен, что благополучно пройду мед освидетельствование. Де ля Люби сказал, что рад услужить стоящим парням и мог бы устроить их на легкую работу, с хорошей оплатой и питанием: — «Это ведь лучше: служить дома и не ехать к черту на кулички, в чужую страну!..»

Конечно, для многих молодых французов это было бы отличным шансом увильнуть от обязанности выезда в Германию по СТО. Все же я посчитал необходимым уведомить об этой встрече моего старшего — Мишеля[39].

— Странно! — удивился он, — у нашего руководства явная накладка: Гастон решил, что нам обоим больше не стоит здесь рисковать. Обязательства наши выполнены, и мы с тобой на днях отправляемся во Франш-Конте…

— Во Франш-Конте? — не поверил я, — а кто там сейчас?

И я узнал, что капитан Анри, как оказалось, не погиб. Да, был ранен — пуля прошла по виску, вышла у самого глаза. Он спасся, переплыв реку Ду. Подлечившись у друзей, прибыл в Париж. Но в Париже попал в облаву, вновь оказался в лапах полиции. Сделав подкоп, бежал из лагеря снова. Сейчас, окрепнув, готовится к боевым действиям во Франш-Конте. («Ну и двужильный!» — подумалось мне.) Алекса Метренко, раненного в ногу, схватили. Говорили, что под пытками он многих выдал. Немца Гризбаума — «лейтенанта Николь» — друзья нашли в каком-то сарае, скончавшимся от раны в животе. Сейчас капитан Анри обратился к «старикам» с призывом явиться к нему в Безансон. Туда нам и предстояло выехать.

В начале июля Мишель приказал: на следующий день взять на Лионском вокзале билет на вечерний поезд к Безансону, с пересадкой в Дижоне.

— На утренний, который следует прямиком до Безансона, не бери!

— Какой же смысл? Ведь все равно в Дижоне я пересяду именно на него. Почему же не выехать утром послезавтра?

— Слушай, что тебе говорят! Смысл есть: прежде всего оповестишь всех здешних, что выедешь послезавтра утром. В том числе и твоего де ля Люби. Менье — тоже. Не нравятся они мне что-то с их новой затеей. На самом же деле отправишься накануне вечером. Кроме того, в Дижоне будешь иметь время убедиться, что не везешь «хвоста». Во всяком случае, так безопасней. Учти, что проверю. Не забудь о сигнале безопасности!

Сам Мишель должен выехать дня через четыре. Перед отъездом он в моей комнате заберет рюкзак, чтобы кому-то передать униформу ефрейтора. Задержка его отъезда объяснялась еще и тем, что он должен дождаться связного, посланного в Нант: Ив сообщил, что схема ПВО города готова.

Прощаясь с другом, я высказал сожаление:

— Ренэ будет переживать…

— Ничего, она поймет… Пошли ее завтра утром за билетом. Пусть развеется и в себя придет!

Мишель уехал, а я долго думал, что он по-прежнему любит Ренэ. Не из-за ревности ли торопит он меня? Эх, если бы я мог знать, что видел его тогда в последний раз!

Ренэ сначала молчала, потом, выявив свой испанский темперамент, заметалась как зверек в клетке. Я обещал, что уеду ненадолго, через недельку-вторую вернусь. Молча, со слезами, она поехала выполнить мое поручение. Я стал готовиться к отъезду, как вдруг постучали в дверь. Вошел де ля Люби:

— Здравствуйте. Это господин Менье дал мне ваш адрес. Извините, не готов ли список желающих поступить к нам?