Записки бойца Армии теней

— Уверен, что мы с тобой еще увидимся. Ни мы, ни вы сложа руки сидеть не будем. Это точно. Будем с вами по одну сторону баррикады, значит, возможность встречи не исключается. Не забывайте, что вы — солдаты. С нас, пока идет война, этого звания никто не снимет. Следовательно, все еще впереди. Все помыслы должны быть — вырваться и опять в бой с оружием в руках![10]

В июле нас, курсантов, переместили в город Саарбрюккен, где разместили в бывшей конюшне. Почему отобрали именно нас? Как оказалось, курсантов высшего военного училища, согласно Женевской конвенции, должны были приравнять к офицерскому составу, который освобождался от работ. Кроме того, после почти двухмесячного пребывания в сравнительно хороших условиях в Трире, хорошо окрепнув, мы могли бы сойти за неплохое пополнение для вермахта или частей СС. Но для этого — гитлеровцы еще не рисковали нарушать международные соглашения — необходимо было добиться нашего письменного согласия.

Рано утром нас выгнали во двор и заставили построиться в длинные шеренги. Солдаты-автоматчики стали сзади и спереди.

— Ахтунг! Ахтунг! — скомандовал офицер. Взял у стоявшего рядом адъютанта лист и стал читать. Толмач переводил на сербскохорватский. Нам предлагалось подписать декларации, стопками лежавшие на столе, о добровольном согласии работать на Германию.

Наступила тишина. Затем по шеренгам пронесся шепот. Из рядов шагнули двое. Они подписали по бумажке, их похлопали по плечу и увели. Всё снова замерло. Офицер не выдержал, подскочил к крайнему курсанту и заорал на весь двор:

— Унд ду? (А ты?)… Подпишешь или нет? Тот мотнул головой и тут же получил удар кулаком. Потом офицер шагнул к следующему… И так десять часов: мы стояли, а они нас били. Только к вечеру, стреляя поверх голов из автоматов, пленных загнали обратно в конюшню. Еду в тот день не дали. Через несколько дней нас погрузили в телятники и под конвоем доставили в штрафной лагерь ХІІ-Ф, в город Сааргемюнд, в Лотарингии, аннексированной Третьим Рейхом.

Глава 2

«Сопротивленцы в коротких штанишках»

Возможно, история эта покажется очень сентиментальной, но слишком уж удивительна, чтобы о ней не упомянуть. Особенно потому, что случилась в годы самой кровожадной войны. В любой войне резко выпячивается не только изуверство. Неугасимым светом и теплом побеждают тьму и общий хаос те чувства, из-за которых человек и достоин называться Человеком.

Франция была побеждена. От нее отторгли целые регионы: Эльзас и Лотарингия были аннексированы. Там сразу же наложен запрет на все французское: на язык, на народные песни, традиции. На места бежавших перед нашествием были водворены немецкие колонисты. Некоторые села целиком, таким образом, оказались в руках этих новых «хозяев»[11]

.

Круто и методично шло принудительное онемечивание. Этому способствовал строжайший надзор, сопровождаемый террором. Не было села, где не разместилось бы око и ухо вездесущего гестапо.

Надписи не только на улицах, но даже и на надгробных памятниках, если они были на французском, должны были быть стерты и заменены на немецкие. Приказ есть приказ, и его выполнили. Но как! Не стирая, их просто закрасили, а поверх вывели другие, готическим шрифтом. Вероятно, это было первым, хитроумно скрытым выражением молчаливого протеста, сопротивления: закрашенное всегда можно будет очистить в недалеком, неминуемом будущем. Не в этом ли крылся зародыш будущего Сопротивления?!

Сопротивление! Когда и как оно началось? Об этом хорошо сказал французский историк Анри Ногер:

«Французское Сопротивление родилось в Бордо 17 июня 1940 года, ровно в 12 часов тридцать минут. Именно в этот час глава правительства, маршал Петен, передал по радио своим старческим дребезжащим голосом, что-де он, маршал, приносит себя в жертву, чтобы смягчить несчастье Франции: “Скрепя сердце говорю всем: надо прекратить сопротивление! Оно — бесполезно!”»[12] Таким образом он, даже не издав предварительного приказа сложить оружие, признал, что дальнейшие боевые действия против напавшего врага бессмысленны. А между тем нетронутыми остались огромные ресурсы не только в колониях Африки, но и на отдельных массивах почти всей Франции. И, конечно, не все вняли такому воззванию. Вместо того чтобы покорно, как стадо баранов, пристраиваться к колоннам военнопленных, которых несколько солдат в серомышиных униформах погонят в лагеря Германии, они продолжили борьбу, которая и стала отныне называться движением Сопротивления. Раз враг напал на родную землю — ему необходимо дать отпор!