Записки бойца Армии теней

— Нет! Ни в коем случае! — ответил я решительно. — На гитлеровцев работать мы не будем! Не для того мы бежали. Только сражаться, на то мы и солдаты.

Поляки вышли, минут через пять вернулись. Видимо, совещались. Старший сказал:

— Собирайтесь! Здесь оставаться вам нельзя. Вам на время придется расстаться…

Нас развели по одиночке по разным местам. Меня принял юноша-поляк, представившийся «Зденеком». Познакомил меня с родителями, сестрой. В семье ненавидели фашистов, зло насмехались над их «фюрером» — «ефрейтором-недоучкой», возмущались «Новым порядком». Это — родные Зденека. А вот сам он то заговаривал о победах немцев в России, то об их силе, о том, что, мол, лучше переждать войну, смириться… Когда речь заходила о Восточном фронте, я упоминал о словах Ивана Трояна в Трире: «Цыплят по осени считают!» Других аргументов подыскать не сумел, слишком для меня было все неясным и необъяснимым. Но я ничуть не сомневался, что мои соотечественники, как бы им сейчас туго ни приходилось, наберутся сил и отстоят свою честь и свою свободу. Неужели в такой огромной стране не найдется достаточно сил?!

— А как же «линия Сталина»? Почему она не устояла? И вправду: в Югославии, перед войной, много об этом говорилось, много в газетах писалось. «Знатоки» клялись, что такие фортификации не сокрушить. Какой она была на самом деле, почему не устояла, — этого я объяснить не мог. Впрочем, не устояли ни знаменитая «линия Мажино», ни не менее знаменитая «линия Маннергейма»… Почему? — На такой вопрос и Зденек не сумел ответить.

Вскоре он мне доверился. Вначале показал небольшую газетку-листок «Юманите», затем такой же листок «Ля Ви Увриер», отпечатанные на пишущей машинке. Размножали их, видимо, где-то здесь. Я прочел: «Долг каждого — бороться!»… «Работать медленней!»… «Чтобы ускорить поражение Гитлера, необходимо саботировать всеми способами производство военной промышленности, средств передвижения и производство продуктов питания!»… «Ни единого грузовика, ни единого танка для немецкой армии!»… «Саботируйте, делайте фашистам жизнь невыносимой!»… И все в таком духе. Конечно, призывы мне понравились: это то, что сейчас надо!

К Зденеку часто заходили его юные друзья, о чем-то с ним шептались, обменивались какими-то свертками. Сам он часто исчезал по ночам, возвращался под утро уставшим и валился спать. Я понял, что нахожусь в штаб-квартире рабочих-подпольщиков. Иногда по ночам снаружи слышались хлопки выстрелов. Было очень неспокойно. Были дни, когда меня «срочно переселяли» из дома в дом, с чердаков в подвалы, из сарая в сарай. Однажды за мной прибежал молодой поляк, и с ним пришлось бежать что есть духу в ближайший лесок. Там меня оставили, и я часов пять дожидался, пока за мной не придут: ждали пока все успокоится, так как происходили облавы, обыски… Ребята всегда были начеку, вовремя предупреждали и уводили от опасности. Что и как было с моими спутниками, не знаю, я их не видел.

Как-то я должен был провести ночь на каком-то чердаке. Только расположился, как снизу застучали в люк. То был Зденек:

— Помоги! — попросил он. — Меня ранило, царапнуло в плечо, не могу рукой пошевелить. А расклеивать — моя очередь…

Давно я мечтал об активной работе, хоть этим отблагодарю. Короткими перебежками мы продвигаемся в соседнем поселке Сен-Никола. От дома к дому, от перекрестка к перекрестку. Вспомнилось наше приключение с лестницей в годы студенчества. Тогда была шалость, а теперь… Я макал кисть в банку с клейстером, мазал стены, заборы и клеил. Зденек похвалил:

— Ловко у тебя получается!

— Опыт еще из Югославии, — не утерпел я, чтобы не прихвастнуть и не приврать.

Для меня то были ночи романтики! Несколько раз мы нарывались на патрули, стреляли нам вдогонку. Мы удачно убегали: Зденек был здесь как дома, знал все лазейки. Можно сказать, что мы с ним подружились почти сразу.

И вот он пришел хмурым: — Сегодня на вокзале схватили нашу связную из Парижа.

С чемоданом с литературой. Беда! Оставаться вам у нас рискованно: начнутся повальные обыски и аресты. Я сообщил о вас в Париж… Жду указаний.

Так прошло еще с неделю, пока не пришел приказ переправить нас в Париж:

— Обсудив ваш случай, Центр решил поручить нам организацию побегов из ближайших лагерей в Германии и дальнейшую переправку беглецов. Короче, надо организовать «цепочки». Для этого надо расширять наши людские резервы, а это всегда связано с большим риском. Так что работы, а соответственно и опасности, прибавилось. Вот и велено отправить вас в Париж. А мы свяжемся с вашими товарищами в лагере. Как, с кем, каким образом можно вступить с ними в контакт?

Настал день, когда из Варанжевилля, где я жил со Зденеком, меня привели на вокзал города Нанси. Там уже были Николай и Михайло. У Зденека сильно воспалилось плечо, поэтому прощальные объятия были осторожными. Он шепнул: «Хочу, чтобы ты знал: моя фамилия — Ковальский. Может, свидимся!»[16]