Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

А если это пример, слишком далекий от России (где, похоже, лишних самолетов и яхт не бывает), то извольте более близкий. Я тут провел дивный вечер с актером Вилле Хаапасало, с которым болтать одно удовольствие, как и удовольствие шататься по улицам, на которых его после «Особенностей национальной охоты» (и рыбалки) неизменно узнают – и неизменно делают круглые глаза от того, что он одет ни в какие не в дольче-габанны, а в простецкие по российским понятиям шмотки (в этом смысле Вилле за последние годы ни капли не изменился). Так вот, мы болтали о том о сем, о доходах киношников (в Финляндии, кстати, они невелики, как и сам кинорынок в стране с населением в пять миллионов), а потом Вилле сказал, что на каждый день рождения он прикупает себе несколько гектаров финского леса.

Очень он любит лес, понимаете. Хочет, чтобы лес был красивым. Вилле – лесной капиталист. Надо ли говорить, что магазины его куда меньше волнуют?

2007

Сделайте нам красиво

Настоящий плохой вкус – это когда, как от огня, бегут от любых изменений в сторону «непреходящих ценностей классики», причем под классикой именуют не оригиналы, а современный фальшак.

Недавно в крупном издательском доме произошел забавный случай.

Кто-то принес свежий номер журнала «Яхты» (издающийся другим издательским домом) и начал листать. Среди подробно представленных плавсредств там была примечательная яхта, Tecnomar Velvet 120, сделанная по заказу петербургского клиента, – прекрасный, минималистского элегантного экстерьера тридцатисемиметровый скоростной снаряд, снабженный вертолетной площадкой. Как говорится, растет благосостояние народа.

Но когда любопытствующий журналист перевернул страницу, то застыл с открытым ртом на манер жены праведника Лота, глянувшей туда, куда не следовало. Дело в том, что далее шла съемка интерьера этой яхты. Ну, как это объяснить… Вот, скажем, пышное цветение Ренессанса нашло отражение в стиле барокко. Столетия спустя барокко вызвало эхо в виде еще более пышного, но пустоцветного (ибо было эхом) рококо. А затем рококо отразилось от себя самого, в эпоху эклектики породив наипышнейшее и наиглупейшее, идеально бессмысленное второе рококо.

Так вот, внутри лодка Velvet 120 была отделана в стиле примерно третьего рококо. Крендельки, завитушечки, кривые ножки.

Остолбенение коллеги заметили товарищи – и вскоре у журнала собралась толпа, изумленно таращившаяся на все эти портьеры с бомбошками, столешницы в технике маркетри и золотую (буквально) кожу диванов, на фоне которых меркли и Зимний дворец, и Версаль.

– Да он стебается, – предположил робко кто-то. – Проверяет на вшивость гостей. Кто похвалит – тот козел!

– Не-а, – тут не предусмотрено гостевых кают. Дайте-ка посмотреть: наверняка должны быть стразы от Swarovski, а называться все это добро должно типа «Велжая Росоя»!

И точно – обнаружились и стразы, и название «Штандартъ», и двуглавый орел на спинках стульев. И тут издательский дом не выдержал и грохнул. А поскольку планировка тамошних помещений открытого типа, то есть без дверей, через минуту к смеющимся присоединился журнал модных женщин, через две – журнал элегантных мужчин.

– Мамочка, сейчас умру! Он копии эрмитажных мраморных мавров на борт заказал! Четыреста тридцать кг каждый! Здесь написано, что если бы их при погрузке уронили, яхта пошла бы на дно!

– Да тут все ткани от Versace, и медуза посредине, чтобы сразу видели!

Через пять минут грохотали еще и газета бизнес-новостей, и журнал о гламуре, и журнал о здоровой жизни. Спасибо дяде – всех повеселил.

Я бы не стал упоминать этот случай, как не упоминаю имя яхтовладельца, если бы в те же дни нелегкая журналистская судьба не столкнула меня с художником Михаилом Сатаровым. Может быть, вам имя его неизвестно. Но многим богатым русским известно: мне, например, приходилось слышать, что Сатаров – самый подделываемый художник современности. Себя Сатаров называет гением, и я с ним практически согласен: он гений разводки клиента на деньги. Дело в том, что художник до деталей изучил вкус заказчика (внезапно разбогатевшего корпоративного клиента: он напоминает внезапно разбогатевшего частного клиента, как змей – змею). Вкус этот взыскует прекрасного, а прекрасное ему дано в трех ипостасях:

а) морской пейзаж а-ля Айвазовский;

б) сухопутный пейзаж а-ля Шишкин;

в) парадный портрет (в женском варианте: изображаемая слегка обнажена и окружена ангелами, цветами и пеной морской – в пленительном стиле повенчанного с Шиловым Боттичелли).

Собственно, именно это и поставляют в изобилии многие так называемые коммерческие галереи – но сила Сатарова в том, что он пишет свои марины и Марин тонкими кисточками в миллион мазков, играющих примерно ту роль, что золото и завитушечки на яхте «Штандартъ». Сразу видно, трудился мастер – и сразу видно, стоит дорого.