Читаем Записки доктора (1926 – 1929) полностью

Маленький, слабенький ребёнок появился у подошвы горы и стал на неё взбираться, всё выше, всё дальше; падал, разбивался, плакал и всё карабкался в гору – без дороги, не зная куда и зачем. И поднялся, наконец. И не может не признать величайшим чудом свой приход на вершину горы.

Вглядываясь снова назад, вспоминаю тех, кому поручил Бог хранить и беречь меня и кого отозвал во времени, признанном им за благо для меня и моего рода: мою мать, моего деда и моего отца. Только теперь, оставшись один, я хорошо вижу их и понимаю их, и люблю их – как друзей моих и хранителей, и наставников, и молитвенников, и печальников. Только с их помощью я прошёл благополучно путь свой. Верю, что помощь их, попечение обо мне и всех моих, продолжаются и до сих пор. Туда же, в ту сторону, где мои предки, ушёл, едва появившись на земле, маленький сын мой[57]. Этот маленький, слабенький унёс у меня много покоя и радости… И в этот день своей зрелости не могу не поплакать о нём…

Живу теперь одиноким, впереди рода своего. С внешней стороны жизнь моя сложилась хорошо: здоров, бодр, и семья у меня крепкая, дружная, и поле моей деятельности широкое. Пользуюсь большим доверием, уважением и любовью массы людей. Всё хорошо, кажется. Но вот что я наблюдаю в себе: чем больше теплоты вокруг меня, тем сильнее внутри меня чувство одинокости, меньшей связанности с другими, далёкости от всех, – даже самых близких… С каждым годом своей жизни я всё реже улыбаюсь и всё живее ощущаю свою обособленность в мире. Но не пугаюсь и не скорблю. Вся моя жизнь – в ея прошлом, настоящем и будущем – чувствуется и понимается мною как странничество на земле, как выполнение не моей воли, а Того, Кто послал меня в мир. Ещё крепкие нити связывают меня на земле, но сердцу ясно, что я уже вошёл в предрассветную полосу…

И вот последнее: моя глубочайшая благодарность моему верному попутчику, другу и товарищу моей жизни – жене моей. С благословения святого старца Оптиной пустыни мы начали совместную жизнь, с согласия наших общих родителей – свободные в своём выборе[58]. Среди всяких тревог и скорбей не распался наш союз и не остыл огонь нашего очага. Стоя вместе с нею на рубеже нашей жизни, я с большими, чем когда-либо, верой и упованием молюсь Небесному Отцу: «Да святится Имя Твое… да будет воля Твоя…»

[59].

1927 год

15.1

«Удивляться не приходится, что, например, дети не слушаются и всё идёт нехорошо. Так и в Писании сказано: “Как удивишься – да проклят будешь!”[60]. Всё, что ни делается – не удивляйся: так и быть должно по Писанию».

Фамилия: Пашоликова.

Пока мать лежала в больнице, восьмилетнюю дочь пытался изнасиловать мальчик 17 лет, сын соседа по квартире. «Спасибо, соседи отбили… Хотела было в суд, да сраму не оберёшься – бросила!»

Школьная работница 52 лет пришла за советом, что ей делать: всю жизнь никем особенно не увлекалась, теперь полюбила одного человека, а он пожил с ней месяц и бросил. А она так была счастлива, что не одна скоротает свой век, а прислонившись к близкой душе. Самое страшное, что и поделиться своим горем ни с кем нельзя – не поймут, засмеют! А жить нечем.


18. II

«А у меня беременности нет? А мне бы очень хотелось иметь ребёнка! Восемь лет жили с мужем, детей не было.

Теперь муж меня бросил, уезжает в Туркестан. Хотелось бы мне иметь ребёнка на память от него: я его всё-таки очень люблю».

Слепой инвалид 60 лет спрашивает совета: жениться ему на одной особе, которая говорит, что он очень ей нравится и она будет за ним ухаживать? «Конечно, я не знаю, какова она лицом, а так, на ощупь, как будто человек подходящий и интеллигентный, и по голосу слышно, что не врёт… А всё же сомнение берёт – не подбирается ли она к моей пенсии?!»

«Ну как вы нашли, доктор, здоровье моей жены? Здорова, говорите?! А мне кажется, что она совсем не здорова, да и капризов у неё – прямо житья нет! Между прочим, я всё равно решил развестись: только вот думал, что если она нездорова, так как-то поспокойнее было бы и греха, что ли, поменее. Ну, значит, делать нечего – всё один чёрт!»


21. II

«У меня муж хошь и молодой, а старорежимской – не развратник, не нонешней

жизни».

«На 27 рублей живём впятером. Не каждый день приходится картошку съесть. Делишь-делишь, чтобы всем хватило: ничего не выходит! Ну, сунешь кусок ребятам, а сама-то и так – ляжешь голодная!»

«Лет 15 к вам всё собиралась и всё как-то не могла попасть. Хошь бы, думаю, взглянуть-то на них: может, сразу полегче стало бы! Слава те, Господи: попала-таки, наконец!

Чувствую теперь, что от одного вида вашего ангельского выздоровею!»


25. II

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо эпохи: дневники и мемуары

Записки доктора (1926 – 1929)
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой. Впервые отрывки дневников были опубликованы Ю. М. Кублановским в журнале «Новый мир» в 2003 году и получили высокую оценку С. П. Залыгина и А. И. Солженицына. В настоящем издании записки доктора Ливанова впервые публикуются в полном объеме.

Константин Александрович Ливанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное