Записки Джека-Потрошителя

– Это здесь! – Томпсон поднимает лампу, освещая старые ступени, и начинает спускаться.

Спуск будет долгим, лестница ведет в помещение, расположенное, очевидно, ниже подвала. Оно напоминает тайную молельню вроде тех, что строили при короле Якове преследуемые государством католики. Впрочем, это убежище было устроено с целями далекими от религиозных.

Журналист, застыв на месте, оглядывается по сторонам, повторяя одно: «Боже, Боже мой». На грубо сколоченных полках и столе стоят сосуды с помутневшим спиртом, в котором находятся человеческие органы. Здесь есть также загустевшая кровь в прозрачных колбах и вещи, скорее всего, принадлежавшие жертвам кольца и серьги. И венчает эту ужасную коллекцию заспиртованный человеческий зародыш.

Нерожденный ребенок Мэри Джейн Келли.

На столе рядом с препаратами лежит раскрытая книга из коллекции Джона Беккета со свежими пометками на страницах. Фрэнсис Томпсон склоняется над ней и пытается разобрать записи.

– Это не почерк Сикерта, – бормочет он. – Но я его видел где-то… Это же ваш почерк, Дарлинг!!!

Он оборачивается к писателю. Оборачивается вовремя, чтобы заметить нож, который обрушивается на него. Томпсон отскакивает в сторону. Острое, как бритва, лезвие задевает его руку.

– Не может быть, – повторяет журналист, в то время как Дарлинг, надвигаясь, оттесняет его от лестницы в глубину комнаты.

– Боже мой, Дарлинг! Это были вы! Вы… Скольких вы убили? Вы ведь убивали еще, кроме тех пятерых. Сколько женщин понадобилось, чтобы создать этот жуткий паноптикум?

– Я не помню, вроде бы десять—двенадцать! Я не обращал внимания на такие мелочи. Вопрос не в количестве, мой дорогой друг… Но ваши выкладки с праздниками изрядно меня позабавили!

– Баллинг? Это вы перерезали ему горло?!