Записки Джека-Потрошителя

Он сворачивает с Коммершл-роуд на Бернер-стрит и подъезжает к зданию клуба, где в этот поздний час все еще слышна музыка. Окна клуба по-прежнему ярко освещены. Ворота двора каретника Датфилда распахнуты настежь, хотя обычно их запирают в девять вечера. Димшутц удивлен, он выходит из повозки и, взяв пони под уздцы, вводит во двор. Здесь темно, хоть глаз выколи, да и дождь продолжается. Почти сразу за воротами животное внезапно останавливается и отказывается двигаться дальше. Димшутц моргает, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом, тихо ругаясь про себя, наклоняется и тычет рукояткой кнута в то, что он принял за большой черный мешок. Почти сразу же он понимает, что перед ним женщина, которая лежит на левом боку, лицом к стене и, кажется, мертвецки пьяна. Луис идет в клуб и спустя минуту возвращается со свечой, которую заботливо прикрывает рукой от дождя. Он вновь наклоняется к лежащей на земле женщине и, потянув за плечо, переворачивает ее.

Элизабет Страйд мертва, ее горло перерезано, земля вокруг обильно пропитана кровью.

Констебль Уильям Смит обходит свой маршрут всего за двадцать пять минут, и он никак не ожидает, что на тихой Бернер-стрит за это время случится что-то из ряда вон выходящее. Едва он появляется в конце улицы, его ушей достигает первый крик:

— Убийство! Убийство! Вызовите полицию!!!

На Датфилд-ярд уже толпятся члены клуба социалистов, приведенные Димшутцем. Вскоре сюда прибывают инспектор Эбберлайн в сопровождении нескольких детективов, инспектор Эдмунд Рид, а также уже знакомый читателю доктор Джордж Филлипс. Последний отмечает в рапорте, что тело убитой было обнаружено обращенным ногами к улице, левая рука вытянута, и в ней зажат кулек с конфетами, освежающими дыхание. Правая рука, перепачканная кровью, прижата к животу. Руки уже были холодными, но ноги, лицо и тело еще хранили тепло. Доктор Филлипс полагает, что преступник сначала толкнул свою жертву на землю, и лишь затем нанес удар, не желая испачкаться в крови.

Полиция начинает опрашивать членов социалистического клуба. В момент убийства в его обширной «студии» оставалось еще порядка тридцати человек, которые продолжали распевать и веселиться, когда убийца завел Элизабет Страйд во двор и нанес ей смертельный удар. Естественно, что никто ничего не слышал.

Луис Димшутц вспоминает, что, когда он вошел во двор, ему показалось, что там был кто-то еще, да и пони повел себя странно — как будто испугался. Есть еще одно любопытное свидетельство — женщина, живущая в доме № 36 по Бернер-стрит, напротив здания клуба, уверяет, что заметила мужчину, который выскользнул из ворот Датфилд-ярда, когда поднялся шум, и быстро удалился по направлению к Коммершл-роуд. Она не могла подробно описать этого человека — расстояние было слишком велико, но свидетельница заметила в его руке черный саквояж, с какими обычно ходят доктора.

Да, я был там, в темноте, в двух шагах от этого глупого старика и его пони. Животное почувствовало меня и испугалось. Проклятый ювелир не дал закончить начатое! Когда, поскальзываясь на грязи, он побежал к дому, я вышел на улицу; она была пуста, но я все равно двигался в тени, подальше от фонарей. Сердце бешено колотилось, я снова и снова вспоминал все, что произошло.

Я покончил с ней одним точным ударом: лезвие рассекло горло под подбородком легко — словно раскаленный нож вошел в масло. В этот момент, господа, очень важно быть аккуратным, ибо кровь хлещет из раны сплошным потоком.

Интересно, вы видели когда-нибудь столько крови?!

Мне чудились шепоты в темноте. Может быть, это тени мертвых слетелись ко мне, чтобы испить жертвенной крови, как слетались к героям, спускавшимся в Аид? На Коммершл-роуд я остановился и осмотрел себя — в темноте и запачкаться немудрено, как вы понимаете!