Семнадцатилетняя Джоан Вейкфилд писала 28 марта в своем дневнике, что именно из-за этой статьи у нее за завтраком возникла оживленная политическая дискуссия с молодой немкой по имени Ута. Ута была членом Союза немецких девушек, женского отделения Гитлерюгенда. Немка полгода проработала с крестьянскими семьями в сельской местности и только недавно вернулась в Берлин. «Мы спорили 2 часа! По-немецки!» – восклицала Джоан, учившаяся в Берлинском университете. В день, когда Гитлер с триумфом вернулся из Вены, Джоан вместе с хозяйкой дома баронессой Буше-Штрайтхорст пошла на площадь Вильгельма, чтобы послушать выступление фюрера. Джоан стояла у фонтана, на парапете которого сидели, болтая ногами, несколько коричневорубашечников. Когда те заметили, что девушка не отдает нацистское приветствие, они начали пинать ее ногами по голове. В тот вечер патриотически настроенная баронесса к ужину украсила свастиками стол.
Через месяц, 10 апреля, по всему рейху прошел плебисцит для одобрения аншлюса Австрии. В ночь перед плебисцитом Джоан ехала на поезде из Штутгарта в Мюнхен. Из окна купе девушка наблюдала огромные костры, горевшие на каждом холме, и фейерверки над каждой деревней. После подсчета результатов объявили, что 99,7 % избирателей проголосовали за аншлюс. Цзи Сяньлинь не одобрял присоединение Австрии к Германии: «Сегодня в Германии выборы. Все немцы вышли на улицы со значками на груди. У дверей избирательных участков много черных [СС] и коричневых собак [СА]». На следующий день китаец написал: «Прошлой ночью я проснулся от шума. Внизу было включено радио, я услышал собачий вой, наверняка, это был Старый Кси [Гитлер], а может, и кто-то другой. После выступления раздались оглушительные аплодисменты. Все немцы сошли с ума. Близится день, когда все это развалится»[767]
.Несмотря на политические перипетии, хоккейная команда из школы Чартерхаус отправилась в апреле в тур по Германии. Вот как писали об этом в школьной газете:
«Надо признать, что, когда мы прибыли в Кельн, наша хоккейная команда точно не попала в центр внимания всей общественности. Дело в том, что за день до нашего приезда в городе был Гитлер, призывавший сказать «да» на предстоящем плебисците… Все общественные здания в Лейпциге от самого простого магазина до оперы были заклеены плакатами с нацистской пропагандой. В Кельне мы остановились в здании прекрасного стадиона, чудесного примера современной немецкой архитектуры. Это был единственный раз, когда мы не жили в семьях. Не потому, что нас не хотели принимать, а потому, что все дома местных жителей были переполнены друзьями и родственниками, приехавшими увидеть своего руководителя…
Мне кажется, что большинству членов команды больше всего понравился Лейпциг… в нем более английская атмосфера, и дух Гитлера не ощущается так сильно, как в других местах Германии, которые нам удалось посетить… Где бы мы ни жили, везде ощущали стремление людей дружить с Англией. Они не хотят верить в то, что англичане предпочитают дружить с французами, которые находятся в хороших отношениях с Чехословакией и Россией, а не со своими саксонскими братьями»[768]
.Капитан Джордж Питт-Риверс тоже совершенно не понимал, почему Британия не хотела вступить в союз с Германией. К середине 1937 г. количество англичан, поддерживавших нацистов, значительно уменьшилось, но из оставшихся сторонников Гитлера самым ярым был, пожалуй, Питт-Риверс. По его мнению, аншлюс стал большой победой фюрера. Вернувшись из очередной поездки по Германии, Питт-Риверс писал Гитлеру: «Позвольте мне, старому британскому офицеру и искреннему другу Германии… выразить чувство глубокого удовлетворения проведенным под вашим руководством бескровным аншлюсом Австрии, который обрадовал немецкий и австрийский народы»[769]
.6 июля 1938 г., через три месяца после аншлюса, поезд, останавливаясь на каждой, даже самой маленькой станции, медленно полз из Фульды в сторону Ганновера. На одной из таких небольших станций под названием Корвей (в шестидесяти четырех километрах к северо-западу от Геттингена) вышла Джоан Вейкфилд. Девушке предстояло провести летние каникулы, которые она запомнит на всю жизнь. Совершенно случайно в Берлине в доме своего учителя немецкого языка Джоан познакомилась с герцогом Ратиборским, имевшим также титулы принц Корвейский и принц Гогенлоэ-Шиллингсфюрст. Герцогу понравилась молодая англичанка, и через несколько дней он пригласил ее на все лето в свое имение, чтобы его младшие дети могли улучшить знания английского языка. «Поехали прямо в замок, – писала Джоан, – на лестнице у входа к которому меня встретила герцогиня»[770]
.