Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

Кей Смит незамедлительно написала дочери о том, что произошло: «Вчера ночью по всей Германии разбили витрины всех еврейских магазинов в отместку за Эрнста фон Рата, убитого в немецком посольстве в Париже польским евреем из Германии. Это не только месть, но и предупреждение на будущее»[784].

В Дрездене Сильвия Моррис наблюдала, как грабили еврейский универсам «Этам». «Дрезден был мирным, не пронацистским, так что произошло действительно важное событие, – вспоминала она. – Мы, девочки из общежития, заставили нашу испуганную хозяйку пойти и купить что-нибудь в этом магазине. Мы открыли окна и пели, как можно громче, песни Мендельсона»[785].

Маргарет Брэдшо совершенно не ожидала, что 9 ноября окажется в Берлине. Она должна была быть в Джодхпуре вместе с мужем полковником Джоном Брэдшо, который работал в Индийской политической службе. Но у Маргарет начались проблемы с глазом, и ей пришлось вернуться в Англию для лечения. Там женщине сообщили, что единственный специалист, который может ей помочь, живет в Берлине. Маргарет приехала в Берлин и поселилась в недорогом отеле, напротив которого находился магазин одежды. В витрине магазина висело красное платье, которое англичанка хотела приобрести, но откладывала покупку, поскольку не знала, сколько придется заплатить за лечение. После двух болезненных уколов Маргарет поняла, что у нее хватает денег на платье. Она решила купить его за день до возвращения в Англию. В ту ночь Маргарет плохо спала, ей казалось, что она слышит на улице крики и звуки разбивающегося стекла. На следующее утро англичанка проснулась рано и уже собиралась выйти за платьем. Но когда она отодвинула занавеску на окне, то увидела, что магазин разбит и платье исчезло[786]

.

Американский консул в Штутгарте Самюэль Хонакер сообщал, что в ту ночь подожгли синагоги:

«Ранним утром 10 ноября практически все синагоги, по крайней мере 12 из тех, которые находятся в Вюртемберге, Бадене и Гогенцоллерне, подожгли молодые и хорошо организованные люди в штатском. Все произошло практически по одинаковой схеме во всех городах этого района: Штутгарте, Карлсруэ, Фрайбурге, Хайльбронне, Гейдельберге и т. д. Двери синагог взломали. Часть здания и мебели облили бензином и подожгли. В огонь кидали библии, молитвенники и ритуальные предметы. После этого известили местных пожарных. В Штутгарте городские власти приказали пожарной бригаде сохранить архивы и другие письменные материалы, имевшие отношение к статистике естественного движения населения. В других случаях пожарные команды ограничились тем, что предотвратили распространение пламени. Через несколько часов синагоги превратились в дымящиеся руины»[787].

Тетаз узнал о поджогах, когда 10 ноября проезжал мимо сгоревшей синагоги в Байройте. Вокруг пепелища собралась радостная и возбужденная толпа, которая смотрела, как пожарные вынимали из тлевших руин остатки обгоревшей мебели. Тетаз провел предыдущий вечер в Нюрнберге в приятной компании друзей еврейского происхождения. Они слушали музыку и пили вино. Престарелый хозяин дома и глава семьи участвовал в Первой мировой войне, потерял глаз и ногу и был награжден Железным крестом I и II степени. Тетаз начал волноваться о судьбе своих друзей, развернул машину и поехал назад в Нюрнберг. Когда швейцарец подъехал к их дому на северной окраине города, перед его глазами предстала страшная картина. Двери были сорваны с петель, мебель выброшена в сад, из всех кранов лилась вода. Прекрасный рояль Стейнвей, на котором Тетаз всего несколько часов назад играл, был разбит топором. Все картины в доме порезали. Жена хозяина вышла к Тетазу вся в синяках, ее мужа отправили в больницу, где он на следующий день скончался.

Позднее Тетаз обсуждал события Хрустальной ночи с представителем компании в Нюрнберге. Хотя этот человек был штурмовиком, Тетаз считал его трудолюбивым и безобидным. Сотрудник компании радовался тому, что его в ту ночь не было в Нюрнберге: он не любил насилие. Когда Тетаз спросил коллегу, принял бы он участие в погромах, если бы оказался в то время в Нюрнберге, тот ответил: «Конечно. Приказ есть приказ»[788].