Записки неримского папы

Естественно, вокруг тут же поднялся коллективный детский ор. Родители растаскивали своих рыдающих чад по самолету, бросая в мою сторону уничтожающие взгляды. Был там один мальчик. Мистер позитив. Годика два, два с половиной. «Ангелочек», – цедят про таких обычно сквозь зубы завистливые родители. На свете не было ничего, что могло бы его расстроить. Он сидел тихонько на своем месте и излучал детский дзэн. Но даже его срубило, когда Артем вероломно прервал сеанс на айпаде. Как тот мальчик зашелся, бедняжка! Я даже уличил себя на мгновение в тайном злорадстве.

Когда самолет наконец приземлился и наши русские люди по привычке стали дружно хлопать, я повернулся к мирно дремлющему Артему и произнес только одну фразу: «На, получи свои аплодисменты».

* * *

Я и предположить не мог, что однажды наступит время, когда меня будет успокаивать дружный крик детей вокруг. Например, в самолете. На фоне массовой детской истерики вопли Артема выглядят естественно.

* * *

В отеле у нас – полупансион (бесплатно завтрак и ужин). Обед – за деньги. После очередного обеда нам приносят счет. Обедали трое взрослых и Артем. Счет – за четверых взрослых. Я начинаю объяснять зарубежному официанту, что здесь, видимо, ошибка и показываю пальцем на сына. Он сидит рядом на детском стульчике. И тут малыш, наблюдая за моими жалкими интеллигентскими попытками восстановить справедливость, решает мне помочь. Артем внезапно разыгрывает один из своих фирменных перформансов «уход в несознанку». Карапуз начинает отчаянно мотать головой из стороны в сторону, так что вокруг него возникает зона турбулентности. Параллельно он размахивает руками перед своим лицом, как армянин в бешенстве. Также добавляет постановочные наигранные стоны.

Я уверен, проблема и без этого бы решилась. Но с этим она решилась как-то уж совсем комично. Потому что официант зачем-то стал оправдываться не передо мной, а перед Артемом. Естественно, по-английски. Он наклонился к нему и на полном серьезе принялся объяснять полуторагодовалому шкету, что это досадная ошибка и все сейчас же поправят. С этими словами официант разорвал неверный чек перед лицом Артема и положил ему на столик. Удовлетворенный Артем едва заметным кивком царственной головы дал понять, что инцидент исчерпан, и в знак примирения даже попытался съесть остатки чека.

* * *

Жена говорит: «Артем здесь познакомился с таким хорошим мальчиком!» А я что-то сомневаюсь, что с хорошим. Не похоже это на моего сыночка. С каким-нибудь малолетним рецидивистом в розыске – это он запросто. Но никак не с наследным принцем или хотя бы с графинчиком или графчиком, как там правильно маленькие графы называются? Хотя в нашем пятизвездочном отеле действительно много хороших мальчиков. Есть даже в бабочках и подтяжках. Такие чистенькие, аж зубы сводит.

Мы сидим на ужине за столиком, а я все смотрю на входящих в ресторан людей и гадаю, кто же это новый лучший друг Артема. Вдруг в дверях появляется кудрявое нечто. В одной руке он тащит за волосы младшего брата, в другой – такую желтую табличку: «Осторожно, мокрый пол». Я с ужасом говорю жене: «Этот, что ли?!» – «Да, да, – отвечает, – такой хороший мальчик».

* * *

В ресторане отеля, где мы питаемся, шведский стол. Еду выносить категорически запрещается. Об этом сообщают развешанные повсюду фашистские объявления. А мелкому перед сном мы даем бутылочку молока. Обычно жена набирает его на ужине из специальной емкости рядом с хлопьями и тихонько выносит в декольте. Ну, не в декольте. В сумке. А однажды она это сделать забыла. Пришлось идти мне.

Я долго отнекивался. Приводил разные разумные доводы. Например, что меня просто пристрелят при попытке к бегству, как Левченко в «Место встречи…». Я в красках описывал жене сцену, в которой я бегу к живой изгороди, а мне кричат официанты вместе с шеф-поваром: «Левченко, стой!» (Они-то не знают, что я Батлук, а не Левченко.) А я не стою. И вот выстрел – и я повисаю на кустах убитый, а из детской бутылочки в моей нерасжатой ладони на пол капает молоко. Жена не впечатлилась. Я убеждал, что меня за это сгноят в кипрской тюрьме и закормят мезе до смерти. Никаких эмоций. Жены, они вообще такие – лишь бы послать мужей на верную гибель. Короче, пришлось выдвигаться. Кому-то все это покажется странным, но я даже одноразовые тапки в отелях не беру. Не от благородства души, а от сыкливости натуры.