Записки неримского папы

Жена с Артемом позвонили мне на мобильный телефон по скайпу в режиме видеозвонка, когда я ехал в метро. Я ответил, но наушников у меня с собой не было, а громко разговаривать через динамик я постеснялся. В итоге мы только махали друг другу ручкой и перемигивались. В какой-то момент я забыл, где нахожусь, и начал смешить Артема, строя ему страшные рожи, показывая язык и паралитически тряся головой. И все это без единого звука.

Я очнулся от ощущения липких взглядов по всему телу. Поднял глаза: вагон пялится на меня. Кто-то даже перешептывается.

А одна сердобольная женщина подошла ко мне и тихонько сказала:

«У меня валидол есть. Нужен?»

3. Слон на кухне

Я не большой сторонник шовинистической теории «женщина – на кухне, мужчина – на коне». Я и в армии-то не служил, поэтому помалкиваю. Рисование карт на военной кафедре – не в счет. По моим картам наступающие войска неизменно приходили в болото. Но над противоположной мантрой – «кухня – это такая тяжелая работа» – всегда внутренне подсмеивался. (Внутренне – потому что я тряпка и подкаблучник.)

А тут жена оставила меня с Артемом одного в обеденное время. Его нужно было покормить супом. Для человека, который одним росчерком карандаша заводил в болота целые армии, это пара пустяков, согласитесь. Суп был уже приготовлен, остывал в мультиварке. Его оставалось только размельчить, заблендерить и подать клиенту.

В назначенный час я дал Артему пакетик сока, чтобы отвлечь. А сам перелил суп в специальную емкость, опустил туда блендер и нажал на кнопку. В следующую секунду суп благополучно разлетелся по кухне в разные стороны. Фрикадельки, капуста, картошка – я проделал путь, противоположный готовке. Вермишель живописно свисала с кухонной полки. Увидев это, Артем про себя воскликнул: «Эге-гей, революция, наши в городе!» и начал энергично расплескивать сок вокруг себя. Я угомонил эту малолетнюю Че Гевару и усадил в комнате на детский закрытый стул со столиком.

А сам засел читать инструкцию к блендеру. Со второго раза у меня получилось. Я принес Артему тарелку. Пока нес, решил одеть на него слюнявчик, так как суп – субстанция жидкая, а у меня руки-крюки, по необъективному мнению некоторых членов семьи. Я поставил суп на коробку с игрушками на полу и стал мастырить слюнявчик. Артем вдруг начал возмущенно ныть и показывать куда-то пальцем. Я обернулся.

Коробка с игрушками почему-то опрокинулась, и суп разлился по ковру. Произошло все тихо, как в немом кино. Видимо, коробка изначально стояла неровно. Или это барабашка виноват, моя любимая версия. Артем же возмущался тем, что игрушечный кот, оказавшийся мордой в луже супа, выглядел так, как будто он вероломно лакает Темкин обед. К сожалению, вылакать его чисто и без остатка плюшевому созданию было не дано. Пришлось убирать.

В итоге я сунул Артему три сушки и остатки недоразбрызганного сока. А сам осел на диван. Я смотрел в точку и периодически поправлял очки. Потому что у меня дергался глаз, и очки съезжали.

Теперь даже внутренне я не смеюсь. Легче стартап запустить, чем суп заблендерить.

4. Карма

В молодости моя мама любила петь. Она могла запеть прямо на улице, когда гуляла со мной, ребенком. От солнца, от хорошего настроения, от молодости. Нормальная реакция психически здорового человека. Не слишком громко, камерно для меня, но народ оборачивался. Я же рос Акакий Акакиевичем. Я кутался в свою воображаемую шинельку и страшно стеснялся.

«Мама, не пой», – бормотал я ей снизу.

В нашей семье это до сих пор сохранилось в виде мема. Когда по телевизору выступает Любовь Успенская или, скажем, Вика Цыганова, отец, я и брат хором кричим: «Мама, не пой!»

Прошли годы. Мама не поет – возраст. Пою я – от солнца, от хорошего настроения, от молодости (ну, допустим). И каждый раз, когда я начинаю петь, рядом со мной моментально образуется Артем. Где бы он ни находился в начале моего пения – в спальне, в ванной, на кухне, на улице, в другом городе, – он прибегает оттуда как майор Вихрь.

«Ни!!! Ни!!!!!!» – отчаянно вопит он, страшно качая головой.

Получите и распишитесь, дорогой Олег.

5. Недетский мир

В нашей семье магазины игрушек противопоказаны не Артему, а мне, его папе. Сынок не по возрасту индифферентно проходит мимо полок, систематично тыкая пальчиком в коробки и недовольно морщась. Как бы при этом приговаривая про себя: «сжечь», «сжечь», «сжечь».

Со мной другая история. В детских супермаркетах внутри меня из-под дедлайнов, адженд, планов и забот выбирается чумазый мальчишка, который хочет скупить все вокруг без остатка. И машинки, и солдатиков, и мячи, и конструкторы, и книжки. Как будто маленького Олежку телепортировали в будущее из 1980-го в 2017-й и сразу в трехэтажный Hamley’s.

Первое время, едва Артем начал реагировать на игрушки, я сметал с полок все, на что падал взор. Словами не описать взгляда жены, когда я приносил домой полугодовалому Артему очередной заводной танк. Они так и ползали одно время по полу, Артем и его заводные танки, параллельными курсами, не мешая друг другу.