Позже начала обставлять дом в Барвихе невестка Тамары – Лена. Ей понадобилась красивая люстра. И как раз тогда моя знакомая Наташа Шереметьевская, балерина, получила в наследство от другой балерины старинную фарфоровую люстру. И решила ее продать. Сделка не состоялась. Невестка фарфоровую люстру забраковала. И Тамара отдала ей свою люстру.
Узнав об этом, я вознегодовала и, зайдя к Тамаре, выразила свое возмущение. Мол, зачем она подарила люстру молодым; они люди богатые, и у них вся жизнь впереди.
Вместо ответа Тамара отвела меня в свою парадную комнату и жестом указала на длинный скучный сервант. Там всегда стояли старинные подсвечники, старинные вазы и другие красивые старинные вещи. Ничего этого уже не было. Весь свой антиквариат она отдала семье сына. Отдала и свои книги: собрания сочинений русских классиков, которые много лет собирала.
Да, Тамара куда больше любила дарить, нежели приобретать. Никакой привязанности к вещам не испытывала. Зато с гордостью говорила о библиотеке сына. И с еще большей гордостью – о картинах русских художников fin de siècle и о фарфоре первых лет революции, которые сын приобретал даже не как любитель, а как знаток искусства.
Здесь Тамара могла и похвастаться. Сообщала: «Представьте себе, Петя купил работу кисти такого-то… И в прекрасной сохранности». Или: «Представьте себе, Петя нашел сервиз Императорского фарфора с печатями Наркомпросвета…»
Шли годы. Как я узнала потом от Тамары, она очень много времени проводила с сыном и его семьей в Подмосковье, помогала им воспитывать близнецов – мальчика и девочку. Подружилась с матерью невестки, намного моложе ее. И с мужем сватьи. Ну и конечно, ездила по миру. А когда внуки подросли, отдыхала в хороших санаториях, обязательно с подругами. Однажды тяжело заболела. Операцию ей делали в Германии. Но после она говорила, что никогда больше не будет лечиться за границей.
А вот ремонт в квартире сын буквально заставил Тамару сделать. Она отбивалась, как могла. И это меня удивляло: ведь Тамара так любила порядок и чистоту.
Зайдя после ремонта к Тамаре на минутку, я с радостью убедилась, что ее ремонт не походил на пресловутые евроремонты, которые вошли в моду у новых русских. Ремонты у новых русских были очень хорошими, но после них разные квартиры становились похожими друг на друга. К тому же в отремонтированных квартирах все слишком блестело и было чересчур новым.
О последних годах жизни Тамары, когда мы общались с ней буквально каждый день, мне писать особенно трудно. Я чувствую, что потеряла не только друга, но и своего рода нравственный камертон.
Смешно признаваться, но я, как девчонка, училась у нее уму-разуму. И при этом она никогда не поучала. Просто слушала, не перебивая. А потом говорила свое. Но не возражала. Тем более не спорила.
Чему я училась у Тамары?
Ну прежде всего терпимости. Но не абстрактной терпимости, а терпимому отношению к самым близким людям. А самыми близкими людьми у нас обеих были наши сыновья. Только в разговорах с Тамарой я осознала, как губителен
До этих разговоров я все время считала, что сын уделяет мне слишком мало внимания. Не живет моими интересами. Ведь для меня он был всю жизнь самым главным. Почему же я не главнее всех для него?
До дружбы с Тамарой мне казалось, что
Оказалось, что я не права. Эгоизм можно и нужно преодолевать. Не навязываться детям. Не обременять их. Не пытаться разжалобить.
Попробую воспроизвести хоть один разговор на эту животрепещущую для нас обеих тему:
Тамара: Я уже сказала. Не полечу я в Сардинию. Не хочу болтаться у них под ногами. У них там уйма друзей. Они плавают. Ходят под парусом. Не стану я им мешать…