Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

Нам разрешили смотреть все подряд – многие тысячи метров нацистской хроники. Одно дело читать, другое – видеть. Зрительный ряд был поразителен – озверевшие бессмысленные лица с разинутыми ртами. «Сверхчеловеки», переставшие быть людьми. Бесконечные факельные шествия, парады, съезды… Нескончаемые когорты фанатиков, которые ринулись сперва на Запад, потом на Восток.

Особенно прикипела к «Мосфильму» и к небольшой, но дружной группе Ромма я. Это в конце 1980-х и в 1990-х годах часто крутили фашистскую хронику – в 1960-х ее никто не видел. Да и чтения в группе хватало: роммовские помощники достали из архивов соответствующие работы, в том числе «Майн кампф» Гитлера, переведенные для «служебного пользования» и перепечатанные на гектографе.

Были и чисто личные мотивы, которые гнали меня в тесные комнатушки группы «Обыкновенный фашизм». Мне надоело торчать дома и переводить немецкие романы, я соскучилась по людям.

И вот однажды я засиделась на киностудии и вечером пошла в полупустой буфет. Села за столик со стаканом чая и бутербродом. И вдруг увидела стремительно входившего в буфет Ромма. Он бегло оглядел комнату и, не подходя к стойке, решительно направился ко мне. Видимо, он не приметил ни одного мало-мальски знакомого лица, кроме моего. Сказать, что мы были с ним знакомы – слишком смело. На том этапе Ромм приходил на «Мосфильм» не так уж часто, а если и приходил, то сидел в так называемом «яичном» просмотровом зале (потолок зала был обтянут картонными ячеистыми секциями, в которых тогда продавали яйца). И смотрел режиссер не на окружающих, а на экран. Сомневаюсь даже, что он знал, как меня зовут. Но тут Ромм прямиком пошел ко мне, присел рядом и сказал:

– Вот какой странный казус приключился. Вы, конечно, понимаете, мы ужасно боимся, что фильм запретят. (Я, конечно, понимала.) Сегодня был просмотр в Московском комитете партии. Предварительный. Народу пришло очень много. Крутят ленту, все сидят не шелохнувшись. Кончился показ. Молчание. Я думаю – сейчас фильм зарежут, начнут ругать… И вдруг все разом заговорили: «Вот у кого учиться надо!.. Вот где дисциплинка была… А какая выправка… И как приветствуют вождей!» – И, прямо обращаясь ко мне, растерянный, потрясенный Ромм спросил: «Как, по-вашему, это они серьезно?.. Или издеваются? Чтобы потом накинуться и изничтожить?»

Я замерла. Не могла произнести ни слова.

* * *

Много позже я поняла: коммунисты из МК ощущали тогда свое внутреннее, кровное родство с тоталитарным строем Гитлера. Возможно, в своем кругу даже не скрывали этого. А под впечатлением прекрасной картины на минуту потеряли бдительность и в присутствии посторонних высказали то, что таилось в глубине сознания. Для них это был момент истины!

«Лихие девяностые»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Не знаю, кто придумал определение, название, кличку, кликуху – «лихие девяностые». Для одних они были судьбоносными и прекрасными, для других – разрушительными и про́клятыми. Да и начались 1990-е не в 1990-х, а уже в эпоху горбачевской перестройки, то есть в конце 1980-х. Тем не менее их вспоминают как «лихие девяностые». Вот и я решила вспомнить. Но не саму революцию, не политические катаклизмы, не события, перевернувшие нашу жизнь, а всего-навсего быт тех «лихих девяностых». Точнее говоря, я решила вспомнить, как в те годы жили простые смертные.

Выяснила сразу, что помню до обидного мало, клочками и безо всякой последовательности.

…Вот позвонила мне по телефону моя самая, пожалуй, благополучная подруга, красивая Раечка Кузьминская – у нее была престижная квартира в центре Москвы и дача в Серебряном Бору, – позвонила и сказала: «Деньги должны работать». Я прямо обалдела… Умница Рая и порет такую чушь. Ну какие у нас деньги!

Но тут буквально все заговорили о… работающих деньгах. Советовали срочно менять наши родные деревянные на «зеленые» и куда-то их вкладывать, чтобы они, значит, давали проценты. И как из-под земли возникли разного рода конторы со странными, чуждыми для моего советского уха названиями типа «МММ», или «Чара», или «Тибет», или «Европа», или «Гермес». И, откуда ни возьмись, на экранах наших телеящиков появился некий Леня Голубков (артист Пермяков) и ликуя сообщил, что, вложив в «МММ» некую скромную сумму, он купил жене зимние сапоги, а себе телевизор. И что уже замахнулся на покупку квартиры. Но при этом он, Леня, не халявщик, он просто современный человек, который понял: деньги надо вкладывать, и, пока ты будешь заниматься своими делами, они начнут приумножаться и расти… Поползли слухи, что умные люди, в частности Алла Пугачева, давно отнесли свои капиталы, но не в «МММ», а в «Чару». И что нахалка Алла прошла без очереди с черного хода, а очередь стояла «с ночи».