Записки одессита. Часть первая. Оккупация и после

Как-то раз, гуляя на бульвареЯ подошел к знакомой даме Кларе.Месяц только спрятался за тучку,Нежно взял я Кларочку под ручь-ку,Но, узнав о том, что дома мужа нет (тын дыр лим)Захотел побыть я с Кларой тет-а-тет (тын дыр лим)Слушал Клару — нежное созданье,Вспомнил, как сидел я на дивани-и.А потом мы с Кларой дома пели,

Рыбу и компот уже поели.Выпил румку водки и наливки,Стал смотреть на Клару, как на сливки.Но в «конверт» случайно бросил взгляд один (тын дыр лим),Там увидел ваты целый магазин (тын дыр лим)!Слушал Клару — «ватное созданье»,Как дурак сидел я на дивани-иОставаться с нею было очень неприятно,И домой скорее я хотел бежать, понятно.

Кларочка в огне — подойшла ко мне,Тут уж я, конечно, растерался,Плюнул, но все-ж таки остался.А потом я с Кларой угостился,Вдруг, представьте, муж ее явился.Взял скорей свое пальто и платье,Мигом очутился под кроватью.Но забыл припрятать пару старых брюк (тын дыр лим),Их случайно вдруг увидел злой супруг (тын дыр лим)

Как цыпленок я дрожал от стра-а-ха,Вдруг меня он тянет за рубаха!Ой, не повезло в тот вечер мне суровый…Муж еще назло — как извозчик был здоровый,Ой, какой скандал — я скорей удрал,Но супругу брук оставил пару,С той поры я проклинаю Клару!

Никогда не сомневался, что придумал и исполнил эти песни одессит-еврей. В дореволюционной России вряд ли были люди, знавшие еврейский характер и «одесский язык», лучше, чем сами евреи. В тексте не было еще нарочито искаженных шипящих звуков или блатных выражений. «Одесский язык» очень быстро развивался в «калидорах» коммуналок после революции. Теперь мы имеем, что имеем…

Толчея на базаре вполне соответствовала его названию, кроме того, ее часто создавали искусственно организованные карманники, которые знали свое дело досконально.

В тесноте часто звучали крики обворованных о помощи, на которые никто не реагировал. Если даже и удавалось кому-нибудь поймать за руку вора, то украденного у него уже не было.

Милиционеров для такого базара не хватало, карманников ловить было некому. Милиции в то время хватало забот и помимо карманных краж.

Продавцы были должны покупать в кассах, расположенных у входа, талоны, дававшие право на торговлю. Без поклажи пускали бесплатно. Возле входа стояли крикливые контролеры с красными повязками.

На подходе к Толчку группировались нищие и цыгане, которых было столько, что не верилось, что они могут что-либо получить от проходивших посетителей рынка.

Среди продающих выделялись люди, хотевшие реализовать последнее, на что еще можно было надеяться найти покупателя. Выглядели они бедолагами.

Предприимчивые коммерсанты, для которых Толчок был кормильцем, выглядели по-другому. Одеты они были, как правило, в «сталинки» (кителя с отложным воротом), тогда служившие униформой партийных бонз не только в нашей стране, но и в Китае. Это были подвижные люди средних лет, быстро ориентировавшиеся в стоимости предлагаемого им товара. Его происхождением они не интересовались.

Недалеко от коммерсантов крутились «свои люди», типичные представители старой Одессы. Они направляли продавцов ворованного товара к скупщикам и с этого имели свою долю.

Не только на Толчке можно было видеть «типичных» одесситов в конце сороковых. Их было много, и они выделялись в толпе. Бросалась в глаза их вертлявость и то, что они никогда не смотрели в глаза собеседнику. И вообще, их глаза всегда двигались, ни на чем не останавливаясь.

В поведении этих «жучков» ощущалась фальшь и какая-то неестественность, что настораживало при любом контакте с ними. Но приезжие часто принимали их за истинных одесситов и легко попадались на удочку.