Записки одессита. Оккупация и после…

Сидели и стояли они вдоль уцелевших стен домов. Иногда к ним подъезжали на деревянных тележках с четырьмя подшипниками солдаты, у которых ног не было вовсе, даже обрубков. Они очень ловко управлялись со своими «средствами передвижения» посредством деревянных толкателей, которые они держали в руках.

Был среди них красивый, широкий в плечах матрос в тельняшке и бушлате, который все время шутил и посмеивался над собой и своими товарищами по несчастью, покалеченными на войне, не зло, и они радовались его приезду.

Не помню случаев, чтобы покалеченные на войне люди, выпрашивающие подаяние, носили ордена или медали. Возможно, им было стыдно за свое государство, которому они оказались не нужны.

Родители моих сверстников, вернувшиеся с войны не калеками, часто отдавали свои ордена и медали детям и те играли в пожара (разбивали медалями кучки копеек). Никто не думал, что эти кругляшки стоили людям крови.

Иногда на выцветших гимнастерках можно было видеть черные, красные, желтые полоски, означающие степень ранения, но это было не потому, что они хотели что-то кому-то показать. Просто не думали о них. Трудно сказать теперь, кому было хуже — убитым или этим убогим.

Пережившие оккупацию старались помалкивать об этом «постыдном» периоде своей жизни. Кто мог, собирал подписи о своей «партизанской деятельности» в тылу врага. Из сотен настоящих подпольщиков в живых остались единицы, остальные появились неоткуда, как и «инвалиды войны».

Многие настоящие безногие, безрукие, слепые инвалиды не имели никаких документов, они прямо после лечения в полевых госпиталях оказались никем. Кому жаловаться? И на что? Но любящим женщинам и такие были нужны, если они только без рук или ног. О них весело шутили: «Без рук, без ног — на бабу скок! Кто это?» Деревенские думали, что это — коромысло.

По дороге на Толчок просила милостыню красивая безногая женщина на двухколесной тележке, она играла на баяне и пела военные песни. Слепой мужчина держался за спинку тележки. У женщины были глаза, у мужчины руки и ноги. Она была штурманом, а он — тягловой силой. Перед тележкой лежала тряпка, в которую кидали мелкие деньги, средства их существования — плата одесситов за их потерянное здоровье и музыку.

Позже, до семидесятых годов, кто-то привозил слепого на Массив, где он почти все летние дни нежился под солнцем, руками ощупывая камни, перед тем, как окунуться в море. Так же, наощупь он выбирался из воды.

Много написано мемуаров нашими полководцами и командирами о своих подвигах на войне. Зато почти нет воспоминаний солдат, которых эти начальники так смело посылали штурмовать немецкие позиции, преодолевать заградительные минные поля и колючую проволоку. Наши полководцы за ценой не стояли, они в своих мемуарах описывали массовый героизм, прикрывая этим свои ошибки и преступления.

Не только в нашем городе, но и по всей стране тысячи безруких, безногих, слепых и умалишенных прославляли гений Сталина и Жукова… Они и в самом деле спорили между собой, маша обрубками рук и ног, в каких сражениях проявилась полководческая гениальность того или иного маршала или генералиссимуса… Спорили до драк. Потом усаживались на какие-то лохмотья под стены домов, и заглядывали в глаза прохожим: «Простите нам, что мы остались живы…»

Праздник Победы

Праздник Победы был очень шумным. По радиоточке Левитан много раз поздравлял оставшихся в живых… На улицах города толпились одесситы, радуясь победе, весне и солнцу. Не помню демонстраций, но точно отовсюду звучали торжественные слова о салютах в городах-героях и в столице нашей Родины — Москве.

Появилось много пьяных мужчин и женщин, которые наскребли какие-то копейки на дрянную водку без закуски… Танцевали на улицах, выкрикивали здравицы в честь Великого Вождя. Нам, пацанятам, нравилось всё, хотя в тот день не удалось ничем поживится на Привозе. Инвалиды веселились больше всех. Наконец-то Победа! Теперь все будет иначе.

Вечером засияло зарево цветных ракет и раскатилось громкое эхо салюта. Голодно и радостно одновременно, а в глазах людей — надежда…

Никогда наши люди не переставали верить словам Кормчего и его подручных. А они обещали, всегда обещали. После празднования Дня Победы в городе ничего не изменилось. Оказалось, что обманывать всех и долго — можно.

Наши радости

Наша компания продолжала осматривать все закоулки в надежде отыскать что-нибудь съестное или хотя-бы пустые бутылки. Во дворе костела мы нашли вход в подвальное помещение школы № 49, которая еще не работала. Там мы нашли двухъярусную железную кровать, на которой вместо постели были проложены старые газеты.

Была весна, и солнечный свет проникал в подвал. Ничего настораживающего нас не было, но внезапно, как по команде, мы выскочили оттуда и больше в этот подвал не заходили. Скорее всего, там поселились инвалиды войны или просто бездомные, которых в городе было очень много.