Записки прижизненно реабилитированного

— Комсомолец Иголкин проявлял инертность при выполнении комсомольских поручений и не понимал политического значения своевременной и открытой уплаты членских взносов перед лицом коллектива, но сейчас он осознал свои ошибки и встал на путь исправления. — Открытая и публичная уплата членских взносов на специальных собраниях студенческой группы была новым комсомольским почином, предложенным Владленом. По мнению вожака, сердца комсомольцев должны были биться в такие минуты в едином радостном ритме.

Поняв, что беседу с активом пора направить в нужное русло, декан привстал из-за стола и сурово сказал:

— Органы разоблачили и обезвредили опасного преступника. Им оказался студент вашего второго курса Василий Иголкин. Услышанные мной слова подтверждают, что никто из вас не проявил ни принципиальности, ни бдительности. В течение почти двух лет преступник открыто действовал на глазах у актива. Нам еще предстоит решить, соответствуют ли такие активисты своему предназначению и способны ли они воспитывать других студентов. А сейчас будем готовить комсомольское собрание, которое должно дать принципиальную политическую оценку случившемуся.

С заданием по организации собрания справились за два дня. Выделили ораторов из активистов, прослушали выступления и написали проект резолюции.

Собрание, проходившее в большой аудитории под церковным куполом, началось хорошо. Выступающие обрисовали международное положение, поговорили о вражеских происках, заклеймили Иголкина, покаялись в собственной близорукости, заверили в преданности идеалам партии Ленина-Сталина и призвали к повышению бдительности. Внезапно к Филину наклонился сидящий рядом в президиуме представитель райкома партии и произнес шепотом:

— Нестор Поликарпович! Пора дать слово людям из студенческой массы.

Декан передал руководящее указание председателю собрания Владлену Перешибиносу в записке, но тот понял ее буквально и сплоховал.

— Кто еще хочет выступить? — требовательно произнес Перешибинос. Все молчали. — Неужели вам нечего сказать о пытавшемся опозорить нашу комсомольскую организацию вырожденце Иголкине? — возмутился вожак.

— Можно задать вопрос? — раздался голос из зала.

— Говори, — покровительственно разрешил председатель.

— Владлен, объясни толком, какие преступления совершил Василий?

— Я привел исчерпывающие сведения, — обиделся вожак.

— Ни ты, ни другие ничего конкретно не сообщили. Сказали лишь, что Иголкин преступник.

— Вы что, не верите органам?! — попытался исправить положение Филин.

— Нестор Поликарпович, мы не против органов, мы против Владлена. Он отделывается общими фразами и ничего не объясняет.

Собрание вышло из-под контроля. Под сводами бывшей церкви Божьей Матери взыскания погибших воцарилась анархия:

— Перешибинос нас за дураков считает!

— Ваське некогда было совершать преступления. Он целый год пропутешествовал с Костей по Амазонке и охотился на аллигаторов. — Это заявление сопровождалось смехом.

— Ребята, а где Костя? Куда он пропал? — Костя Лапиков навсегда оставил институт экономических проблем через неделю после ареста Иголкина. Для всех это осталось тайной.

— Вася целый год читал книги по древней истории и не замечал окружающих, — вздохнула симпатичная девица.

— Ребята, тише! — закричала ухающим голосом появившаяся на кафедре профсоюзная активистка Зинаида Свиристель. — Мы здесь митингуем, а Василий сидит в тюрьме голодный. Надо поставить вопрос перед местным комитетом о выделении материальной помощи, а пока мы должны собрать деньги на продукты. Нестор Поликарпович, где принимают передачи?

Филин не успел дать свою отповедь. К кафедре устремился представитель райкома партии. Он был бледен как полотно. Испуганная активистка Зина Свиристель спряталась в аудитории.

— Сегодняшнее собрание не только доказывает полную аполитичность вашей комсомольской организации, но и свидетельствует о том, что разоблаченный враг Иголкин пустил здесь глубокие корни, — услышали студенты.

В последующие двадцать минут второкурсники узнали много неожиданного как о бездне своего падения, так и об опасностях, подстерегающих советского молодого человека и уготовленных ловцами душ из империалистических разведок, натравивших на них Иголкина.

Исключение Василия Иголкина из комсомола состоялось в абсолютной тишине. Под сводами бывшей церкви Божьей Матери взыскания погибших стояло молчание, словно это была еще одна только что закончившаяся панихида.

Нет личного дела — нет и человека