Записки Проныры

Лицо Эдит надо было видеть. Она на Мыша посмотрела с ненавистью — я имел дурость подстроить ее дешифратор тоже, на всякий случай. А напрасно.

— Не жена, — говорю. — Просто самка.

Мыш ничего не ответил. По-моему, не поверил. Немного подумал и спросил:

— Как получилось, что гнездо упало сверху?

Озадачил меня. Я никак не мог придумать, как ему объяснить. Нужно было не только на доступном уровне, но еще и короткими фразами, потому что длинные совершенно не переводились. В конце концов, говорю:

— Гнездо летает. Гнездо летело. Сломалось. Упало. Это плохо.

Мыш выслушал внимательно и присвистнул:

— Плохо. Очень.

— Почему? — спрашиваю.

Мыш ткнул меня носом в плечо и сказал речь. И говоря, все время двигался: припрыгивал, подергивал ушами, менял позы — по человеческим меркам, вероятно, темпераментно жестикулировал.

— Я — Старший. Сын Бойца. Внук Бойца. Сам Боец. Я одиночка. Контролирую тоннель. Маленькие тоннели — до Грязных Вод. Большой Босс против. Большой Босс велел шестеркам — убить одиночек. Будет Большой Клан. Все под ним. Все тоннели — их. Катакомбы — тоже их. Крепость всегда была их. Если одиночки хотят жить — пусть дают еду. Так. Я сказал — нет. Я ушел. Я говорю — могу ходить в тоннель. Большой Босс сказал — тоннель его. Все, что в тоннеле — его.

— Ух ты, — говорю. — То есть, ты хочешь сказать…

— Гнездо упало в тоннель, — продолжает. — Шестерки шарят вокруг. Сказали — гнездо Большого Босса. Все, что в гнезде — Большого Босса. Я сказал — я посмотрю. Они сказали — ты умрешь.

— В смысле, — говорю, — ты или я?

— Мы, — отвечает. — Мы умрем. Будем едой. Гнездо возьмет Большой Босс. Свет. Двери. Ему нужно — так они сказали. Кто возразит — будет едой.

Вот так я и определился, на чьей я стороне. Я поразмыслил и решил, что такая крыса, как Старший Мыш, товарищ пирату на сто процентов. Отчаянный парень. И потом: я не знал, кто тут у них Большой Босс — тоже мне крысиный король! — но мне этот тип не понравился заочно.

Я не слишком люблю тех, кто все норовит подгрести под себя. Мы, Дети Грома, не приемлем диктатуры. Наш девиз — свобода, мир и человечность. А эти святые понятия требуют защиты.

— Мы не умрем, — говорю. — Мы будем драться. У меня есть — чем.

— Хорошо, — отвечает. — Драться — хорошо.

Но сказано это было, по-моему, не очень уверенно.

Эдит все это время слушала. Мне даже показалось, что она выводы делает — лицо у нее приятно выглядело, сосредоточенно. Казалось разумным. Но потом она сказала:

— Напрасно вы все-таки сюда притащили эту крысу, Марсэлл. У них тут какие-то грязные дела. И знаете, хоть они и говорящие, эти крысы, все равно…

Это с работающим-то дешифратором!

Мыш на нее посмотрел молча. И было совершенно непонятно, о чем он думает. У мышек оказалась не просто другая мимика — у них не оказалось никакой. Совершенно неподвижные мордочки. Без мимических мускулов. Мне пришлось долго выяснять, как они выражают свои эмоции — а до того только угадывать.

Я подумал, что Мыш рассердится или обидится. Не слишком-то мне это нравилось.

— Эдит, — говорю, — вы недопустимо грубо отзываетесь о разумном существе из мира, куда мы с вами, между прочим, без спроса свалились. Причем — о существе, которое нас пытается предупредить об опасности.

А она говорит язвительно:

— Марсэлл, у вас на борту есть крысоловки?

Я уже хотел рявкнуть, но тут Мыш пискнул:

— Самка, молчи. Большой, слушай.

Эдит хотела возмутиться насчет «самки», но я захлопнул ей рот ладонью. И прислушался.

Акустическое сканирование окружающей местности у меня было включено на всякий случай, и в каюте был дополнительный динамик. Так что мы все это время слушали, как снаружи работают мои автоматы — обломки разгребают, пытаются что-то поправить и все такое.

Как известно, к звукам привыкаешь, если их долго слушать. Но Мыш обратил мое внимание — и я сразу понял, на что.

Звуков стало вдвое меньше. Один автомат как будто отключился.

Мыш говорит:

— Шум в тоннеле? Машины?

— Да, — отвечаю.

Тут он не пискнул, а как-то скрипнул. Что этот звук обозначает на их языке, я так и не знаю: в нашем нет аналогов, зато в языке Эдит, похоже, аналоги нашлись, потому что она густо покраснела.

Я посмотрел на Мыша.

— Что-то не так? — говорю.

— Шестерки, — пищит. — Выключили машину. Взяли себе.

Вот когда мне стало всерьез неуютно. Я до этого думал, что мышки — цивилизация очень примитивная, возникшая по какой-нибудь случайной причине на обломках цивилизации человеческой. Судил по одежде Мыша, по оружию, по речи — и ошибся. Сообразил, что мышки взломали пароль моего автомата, отлично защищенного мейнского автомата — и неизвестно, что они еще могут делать.

— Интересно, — говорю. — Старший, как они ее взяли?

Он почесался, ногой — или это у него задняя лапа — за ухом, очень быстро. И пискнул:

— Не знаю. Меняли программу. Погрузили и увезли. Не знаю.

Я сдунул волосы со лба. Ну да. Знаете, что такое «компьютерная мышка»? А вот и не то, что вы подумали. Я молчал — но тут Эдит вдруг осенило. Она переменилась в лице, схватилась за собственные щеки, округлила глаза — и как выпалит: