Записки русской американки

Возвращаюсь к 1960-м годам: камнем преткновения для родителей было то обстоятельство, что Владимир (подробно я пишу о нем в посвященной ему главе) был членом Коммунистической партии Югославии, а когда мы познакомились – вице-мэром Нови-Сада (как и теперь муж Наташи). Я, конечно, очень волновалась при мысли о встрече белогвардейца и коммуниста, но, к моему удивлению, они быстро нашли общий язык, за что я безмерно папе благодарна. (Мамина встреча с Владимиром была менее удачной.)

Из Любляны мы втроем отправились в Далмацию; в свободное от посещения старых прибрежных городов и созерцания красот Адриатического моря время папа с Владимиром говорили о политике и неожиданно для себя обнаружили, что их взгляды не слишком различаются. В Дубровнике на балете Нью-Йоркской труппы Баланчина Владимир указал нам на вице-президента Югославии Александра Ранковича, сидевшего недалеко от нас, ранее курировавшего УДБУ, югославские органы госбезопасности. Как молодой югославский либерал-шестидесятник, Владимир критически относился к Ранковичу за его реакционность. Думаю, что их разговоры повлияли на отцовское отношение к отдельным коммунистам и на отношение Владимира к белой эмиграции. Можно сказать, что к концу нашей поездки отец полюбил Владимира, а тот – его.

То, что Владимир оценил папу, и то, что папа так терпимо отнесся к его политическим убеждениям, открыло мне глаза на тонкость папиной души. Владимир прозвал его «рыцарем с трепетными очами», прозвище это я запомнила навсегда. Но главное – папа нашел слова, чтобы утешить меня после отъезда Владимира в Нови-Сад: мне казалось, что я больше его никогда не увижу. Нас с папой эта поездка очень сблизила. В юности я больше ценила мать, чем отца, она выгодно отличалась от других матерей экстравагантностью, нежеланием соблюдать некоторые светские условности и умением общаться с молодежью. Отец казался мне менее интересным – ведь в юности мы часто не умеем оценить неброские черты.

Родители впервые поехали в Советский Союз в 1966 году – первые из своих друзей кроме Григоровича-Барского, работавшего там как представитель Госдепартамента. Потом папа дважды побывал там со мной. В 1977 году нашим московским проводником оказался Василий Аксенов, начинавший писать тогда «Остров Крым» – этот роман напоминает псевдоэмигрантскую фантазию, правда, вполне в советском духе. Одним из ее подтекстов оказались воспоминания отца о Белой армии, которые Аксенов прочел в 1975 году, впервые оказавшись в Америке. В них папа передал свое подростковое восприятие происходящего, не драматизируя событий и не идеализируя белых. Не белоэмигрантский пафос, а искренние переживания, установка на повествование от лица подростка – вот что в первую очередь представляет интерес в этих мемуарах. Это помимо того, что они представляют исторический документ.

Встреча с кадетами в Лефортове (1977)

Аксенов свозил нас в Екатерининский дворец в Лефортове, где до революции располагался папин корпус, а затем – Академия бронетанковых войск. Отец разговорился с кадетами в белых косоворотках и фуражках, напомнивших ему о прошлом. Они с большим интересом слушали «человека с раньшего времени», а папа утолял ностальгию по далекому детству.

Вот как эти трогательные моменты преобразились в «Острове Крым»:

Представь, отправился я в Лефортово искать свой кадетский корпус. Представь, сразу нашел. Все те же красные стены, белые колонны, вокруг почти ничего не изменилось, в здании помещается Артиллерийская академия, у входа дежурный офицер, стройный, перетянутый ремнями, наш, настоящий… русский офицер. Я обратился к нему и сказал, что учился здесь кадетом. Представь, никакой враждебности, представь, наоборот, дружелюбие, уважение[226]

.

Вопреки ироническому тону по отношению к приехавшему белому эмигранту, автор был ласковым с самим прототипом. Папа, как человек открытый и добрый, со скромным чувством достоинства, всегда располагал к себе людей.

* * *