Читаем Записки сельского священника полностью

В тот день, на Николу, Вы дважды произнесли одну и ту же, показавшуюся мне тогда загадочной, фразу: "Отец Георгий, я ехал сюда с твердым намерением запретить Вас в священнослужении". Значит, гневаться начали еще до того, как вышли из своей

129машины и пошли по глубокому снегу, до того, как, не получив от меня вожделенную "бутылку", уехал Коля, до того, как пошел снег, и занесло тропу в Ламаниху.

Когда окончился молебен и пора было выходить с крестным ходом, кто-то намеренно или случайно поставил за калорифер в углу выносной запрестольный крест, приготовленный для этого крестного хода и стоявший вместе с фонарем и запрестольным образом у столпа. Вы тут же стали совершенно непристойно кричать на меня при всех прихожанах. Потом, во время самого крестного хода, бывший истопник церкви Н. Скородумов, назвавшийся звонарем, уведомил Вас, что с колокольни украдены все колокола и, надо думать, в них звонят уже где-то за границей, и Вы не дали себе труда просто сделать несколько шагов в сторону, поднять голову и поглядеть на колокольню. Вы сочли излишним задать мне хоть один вопрос, сочли информацию клеветника вполне достаточной для объективного суда, и вдруг, подозвав меня, принялись гневно топать ногами и кричать так, что я никак не мог понять, чего Вы от меня хотите, не мог разобрать выкрикиваемых Вами слов и обрывков фраз, но, глядя в Ваше густо покрасневшее лицо, опасался только одного — как бы у Вас инсульт на месте не приключился. И что самое поразительное, что довершало всю фантасмагорию — бесчинные крики и топанье архиепископа сопровождались пением тропаря, которым прославляют святителей, т. е. епископов: "Правило веры и ОБРАЗ КРОТОСТИ", мы ведь Николу праздновали, все люди тропарь знают (я специально 100 экземпляров напечатал и раздал), вот и просил я всех прихожан петь его все время, не переставая.

Прошло десять месяцев. За все это время Ваших непрестанных издевательств надо мной Вы не найдете в моих словах, в моих письмах на Ваше имя ничего более грубого и непристойного, более оскорбительного для Вас, чем сухой официальный тон некоторых моих прошений, стремление стать на почву фактов и законности. Вы пишете, что я "нарядился в юридическую тогу". Одежда эта, признаю, при обращении священника к архиерею, даже к архиерею, сознательно и бесстыдно измывающемуся над ним, священником, недостойная. Клянусь, она мне ненавистна до сего дня. Я облачался в нее, только когда мне приходилось беседовать с заведомыми безбожниками и беззаконниками — уполномоченными Совета по делам религий или их исполкомовскими пособниками. Но сейчас у меня нет выхода, нет выбора, я все про-

130

чие наряды перебрал, Вы сами меня нынче в эту недостойную священнослужителя хламиду нарядили.

Я несколько раз устно и письменно просил Вас простить меня, не вдаваясь в обсуждение Ваших указов, где мне был объявлен строгий выговор и запрещение в священнослужении. Простр простить. Сетовал, что доставил огорчения Вашему Высокопреосвященству своим поведением, в чем был совершенно искренен. Вы пренебрегли одними просьбам и отвергли другие. Я просил назначить духовный суд из священнослужителей нашей епархии — Вы трижды категорически отвергли мою просьбу. Наконец, я был вынужден просить Вас "нарядиться в юридическую тогу" — передать все имеющиеся в Вашем распоряжении документы и материалы в народный суд и ходатайствовать о возбуждении против меня уголовного дела, естественно, предоставив мне право защищаться против моих обвинителей, отстаивать перед безбожниками честь и достоинство священнослужителя, но и в сей милости мне было отказано. Епархиальные управления живут в "стране с телеграфно-кодовым названием", а не в России, они почему-то твердо усвоили худшие уроки нашего уродливого бюрократического государства, скрупулезно собирают секретное досье на священнослужителя, именуемое его "личным делом", куда он сам никогда заглянуть не смеет, это — тайна за семью печатями. И орудие шантажа. В мутной-то водице, гласит народная мудрость, рыбку легче ловить, да жаль, что-то не припомню я, чтобы Священное Писание, где так много о рыбаках говорится, подобный промысел поощряло, рекомендовало бы вметать мрежи туда, где вода помутнее. Не таким Рыбаком был Спаситель, не на такие труды благословлял и посылал Он апостолов.

Вы отказали мне во всех просьбах без объяснения причин. Вы требуете от меня лишь одного, того, что требует КПСС от каждого из своих членов, — чтобы я лгал, чтобы я "разоружился перед партией", чтобы я притворно признал законность Ваших прещений и грубых разносов, догматическую незыблемость Ваших циркуляров и указов. Нет, никогда не признаю, как не признавал с первого дня, о чем в полный голос сказал Вам и написал на первой же странице объяснительной записки от 9 января с. г. Но, следуя долгу послушания, безропотно подчинился беззаконному прещению и не нарушил его за все время, пока длилось антиканоничное запрещение в священнослужении.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и память

Варфоломеевская ночь: событие и споры
Варфоломеевская ночь: событие и споры

Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.?Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий.Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор. События дают возможность поставить своеобразный эксперимент, когда не в форме абстрактных «споров о методологии», а на конкретном примере оценивается существо различных школ и исследовательских методов современной исторической науки.Для специалистов, преподавателей, студентов и всех интересующихся историей.

Владимир Владимирович Шишкин , Дени Крузе , Мак П. Холт , Робер Десимон , Роберт Дж. Кнехт

История

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное