Читаем Записки церковного сторожа полностью

Однажды я стал свидетелем, как одного бомжа забирали домой его родственники. Дорогая «иномарка» стояла прямо перед въездными воротами, а пьяного донельзя мужика – за руки и за ноги – грузили на заднее сиденье. Не смотря на свое состояние, бомж возмущался тем, что из его карманов сыпется милостыня – мелочь и цветные бумажки. Позже мне сказали, мол, сестра приезжала. Он, бомж, с ней поругался и из дома ушел, а она его три месяца искала.

Я завершаю свой обход и возвращаюсь на прежнее место. Снова смотрю на небо и звезды… Это хорошо, что сестра искала. Может быть и «Скрипачку» кто-нибудь нашел? Ведь она молодая совсем… А чем я-то ей мог помочь? Что, как котенка в карман положить?

В последней мысли мелькает какая-то тоскливая нотка. А может быть, все-таки смог бы?.. Ты просто никогда не думал, как это нужно

сделать. Наташка сказала: тебе только литература интересна, ты даже на дочку внимания не обращаешь. В общем, живешь в придуманном мире, как премудрый пескарь в своей норе. А что особенно меня самого настораживает, какие-то философские «производные» и определения придумывать стал. Зачем тебе это, художник? Разве идет урок, тебя вызвали к доске и ты должен доказать некую теорему духовности? Кому доказать, зачем и почему тебе не стыдно за такие умствования?


Усмехаюсь: разве Наташка не права?.. А по ночам я еще «воюю» со злом. Тоже мне, философ-самоучка! Восемь лет назад, ты не смог помочь реальному человеку – «Скрипачке» – тогда о каком добре и зле ты рассуждаешь сейчас? Неужели ты не понимаешь, что и на твою жизнь можно взглянуть совершенно иначе и приговор может оказаться адом. Разве ты – ты сам! – не чувствуешь этого? Так что не записывайся в негодующие святые. Стать мерзавцем-моралистом, обвиняющим других людей во всех смертных грехах слишком просто, а вот выбираться из этой ямы возможно ли?..

Что защитит от этого?

Истина.

Ты знаешь ее?

Нет… Только направление. А еще то, что дорога очень и очень трудна. И не столько внешним, сколько внутренним сопротивлением. Слишком уж разнообразна и цветаста, слишком игрива и слишком умна Великая Полная Пустота.


Снова поднимаю глаза к небу… Ладно, не нужно думать. По крайней мере, сейчас. Не нужно доводить себя до состояния крайней вымотанности ведь и такой дорогой приходят к бездне. Белке в колесе нужен отдых.

Я отгоняю все мысли. Это приносит какое-то облегчение и даже робкую надежду. Надежду на что?.. Я точно не знаю. Наверное, на то, что «Скрипачке» может быть все-таки повезло; что завтра я допишу рассказ, который вымучиваю уже целый месяц и что… Все будет хорошо, да?

Я – только человек. Я не могу смотреть на звезды постоянно и рано или поздно мне придется опустить голову. Я не могу постоянно помнить о звездах, потому что реальный мир требует других мыслей. Но мне, человеку, мало только время от времени вспоминать, что они есть… Что во мне поддерживает надежду, когда я опускаю глаза к земле? Только мое стремление? Но не слишком ли этого мало для внутренней человеческой безмерности и свободы? Я не верю в судьбу, но я верю в дорогу. Человек абсолютно свободен на этой дороге, потому что настоящая свобода рождается в самом человеке, а не в экономических или политических законах, которые он придумывает. А как часто мы понимаем то, что дорога это не только движение вперед, но и опора под ногами?.. И звездное небо над головой такая же опора, а не просто физика и оптика глаза.

Вы говорите, что люди в гуманном обществе должны опираться друг на друга? А молиться мы будем тоже друг на друга? Ведь если нет в человеке даже крохотного места для молитвы, и иконы превращаются в «черные квадраты» Малевича, как же человек будет любить

, во имя чего он будет страдать, и что он поймет, пройдя через эти страдания?.. Ничего. Или только то, что страдание не нужно, что оно мучительно и там – уже за ним – нет никакого нового смысла. Какой гуманизм, какая нравственность вдруг согласятся со страданием человека? А автономная духовность?.. Высока эта гора и круты у нее склоны. Разве запретишь любить только блондинок и деньги, а страдать только от гонореи?.. Разве запретишь, действуя только «в рамках закона» отнять у такой, как «Скрипачка», последнее?

Только Бог дает человеку дорогу, а не сажает его в клетку: иди, будь свободен и помни, что зла не существует до тех пор, пока ты не пустишь его внутрь себя. Каким бы ужасным и чужим не казалось зло, оно начинается только с человека, а не с общественных отношений, классовой борьбы или отсутствия демократии. Не низводи себя до причины, какой бы вынуждающей к этому действию она тебе не казалась, и не умоляй себя до ее следствия, каким бы справедливым оно не выглядело. Наш мир, вмещающий триллионы вселенных, слишком тесен для таких мелочей.


Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее