Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца

Переночевал в Ханкале. Продлил командировку. Пытался подписать повторное представление на должность психиатра в военном госпитале. Но командир мне отказал. Сказал, что никуда меня не отпустит, что я целиком его удовлетворяю, так как «всё знаю», и ему не нужен начмед, который пьёт, днём спит и не выходит на службу – это он о смоленском коллеге так отзывался. Все мои доводы о росте, карьере, желании стать военным психиатром остались без внимания. Сходил в дивизионный отдел кадров, где пообещали помочь и составить представление на меня от комдива. Также написал рапорт на продолжение времени пребывания в Чечне ещё на год. Офицера, прослужившего два года, обязаны ротировать на «большую землю». Но возвращаться в Бурятию я не хочу. Здесь интереснее служить, хоть и война. До сих пор вспоминаю, как в Сосновом Бору я ночами за двадцать рублей охранял магазин с пугачом, как брал в долг ребёнку молоко у молочницы в счёт будущей зарплаты, как просил тамошнего бизнесмена устроить меня охранником в офис. Не люблю унижаться. К тому же с первого января обещают повысить так называемые «полевые деньги» почти в два раза, что будет неплохой поддержкой, поэтому пока не буду спешить «убегать» отсюда.

На утреннем бронепоезде приехал на станцию Моздок. Поторговался с таксистами и в результате опоздал на военно-транспортный самолёт до Ростова на считанные минуты. Остался на ночёвку в центральном отеле «Моздок» с удобствами в конце коридора.

Весь вечер мой сосед по комнате пил вместе со мной и рассказывал о службе в Грозном. Потом попросил деньги на водку, привёл своих друзей, а утром я обнаружил в кармане брюк пропажу последних восьмисот рублей. Я не расстроился – ребята рассказывают, что бывает и хуже, например, фицер засыпает, а портье выносит из номера телевізор, и затем на виновника вешают долг. Но в моём номере, кроме двух коек, тумбочек и стула, больше ничего не было. Зато утром повезло с самолётом в Ростов.

Побывал на сборах молодых офицеров-медиков, которые проходили в Аксае (это под Ростовом). Послушал выступление командующего округом генерал-полковника Трошина. Он публично сообщил, что война в Чечне уже давно закончилась, а остались лишь отдельные бандиты, такие же, как в Москве или Ростове. Хотелось задать ему много вопросов, например: «Зачем тогда держать стотысячную группировку в Чечне? Подрываются ли каждый день машины на фугасах в Москве?»

11.01.2002 г., Ханкала

Как я добрался в Ханкалу? Поезд, который отправился из Киева с опозданием на час, очень быстро догнал время и в Ростов прибыл своевременно. Там я пробыл полчаса. Купил билет на поезд Москва – Нальчик, который тоже опоздал на полтора часа, и доехал до города Прохладный, что в Кабардино-Балкарии, а там пересел на поезд Минеральные Воды – Гудермес. Возникла мысль, чтобы добраться на нём в Ханкалу, но в Моздоке я не вытерпел и вышел, так как все пассажиры были чеченцами.

На вокзале в Моздоке познакомился с офицерами, с которыми на такси доехали до КПП аэродрома, а там два километра шли пешком. На пересылочном пункте диспетчер сказал, что вертолёт только улетел и следующий будет через три дня. Не поверил и остался на взлётке. Ветер, мороз и ни деревца, чтобы скрыться. Вместе с сотней потенциальных пассажиров мы бегали от вертолёта к вертолёту, с федерального аэродрома на МВДшный, и так десять часов подряд. За это время вылетел лишь один МВДшный МИ-8, и то забрал только женщин и полковников.

На взлётке познакомился с тремя ребятами, и поздно вечером мы пошли искать место для ночлега. На аэродроме для ожидающих вылета установили палатки УСБ, но без отопления и воды, с деревянными нарами, полными вшей и мышей. В город не поехали, так как стемнело, да и опасно в такое время передвигаться по Моздоку. Оказалось, что найти место для сна на аэродроме непросто, и нам пришлось побродить по общежитиям, пансионатам и казармам. В конце концов договорились с полутрезвым майором с лётными эмблемами, и он впустил нас в офицерское общежитие, взяв лишь бутылку беслановской водки и по пятьдесят рублей с каждого.

После долгого прозябания на ветру чувствовал себя неважно: кожа на лице и губах обветрилась и покраснела, как у сваренного рака, пальцы на стопах болели от мороза. У ребят были схожие ощущения. Поэтому продолжили знакомство внутренним согреванием с помощью двух бутылок водки, которые приобрели у консьержки. Отварили кипятильником сосиски, заварили бич-пакеты и посидели вчетвером. Пережитый день произвёл мгновенный снотворный эффект.

Утром мы снова отправились на взлётку. Шансов у нас было немного – всё-таки седьмое января, Рождество. Долгое время лопасти вертолётов оставались беззвучными и недвижимыми. Но мне посчастливилось встретить коллегу, который работал лётным врачом санитарного борта и перевозил раненых из Ханкалы в Моздок. Поздно вечером он в последний момент посадил в салон и меня. В Ханкале стоял настоящий пятнадцатиградусный мороз, и земля покрылась тонким слоем снега. Как потом оказалось, это был температурный рекорд за последние шестьдесят лет.