Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца

Командир части встретил меня довольно спокойно. Я написал рапорта, где объяснил, почему так долго добирался после окончания обучения в интернатуре. Смысл объяснения заключался в том, что командование ростовского госпиталя отправило меня сопровождать больного солдата-шизофреника в Архангельскую область, на обратном пути поезд Москва – Ростов-на-Дону пересекал российско-украинскую границу в Харькове, а там я почувствовал резкое ухудшение самочувствия и из-за болезни сошёл с поезда. Учитывая моё российское гражданство и отсутствие показаний для лечения в местных учреждениях, я отправился в Киев, где и проходил пятнадцатидневный курс лечения в районной поликлинике. В оправдание привёз украинскую справку. Справку вместе с рапортом подшили в строевой части. Этого было достаточно, чтобы не возбуждать в отношении меня уголовное дело (задержка военнослужащего на срок свыше десяти суток расценивается как самовольное оставление части и требует от командования части возбудить уголовное дело).

Наказал он меня заранее, ещё до моего возвращения, тем, что оставил без тринадцатой зарплаты, точнее, ЕДВ – единовременного денежного вознаграждения. Эта премия выплачивается в конце года и составляет приблизительно пятьдесят долларов. Ребята рассказывают, что перед праздником комбат брал с них месячную зарплату, чтобы отпустить на Новый год домой.

Предшествующего начмеда, который заменял меня в период моей учёбы в интернатуре, он выгнал за беспробудное пьянство. Как я уже упоминал, коллега имел привычку мочиться под себя, чем вызывал раздражение у соседей по общежитию, и поэтому постоянного места жительства не имел. Впоследствии он стал одним из первых офицеров-бомжей Ханкалинского гарнизона и спал в подъездах. Зарплату (денежное довольствие) ему не платили, так как он потерял денежный аттестат. Из инженерно-сапёрного батальона его тоже выгнали за пропажу двухсот шприц-тюбиков с промедолом. Питался он в офицерской столовой, куда его впускали без пропуска, наверное, из жалости или по иным мотивам (врачей здесь уважают), а ночевал в казармах или подъездах. Я всегда встречал его пьяным и грязным. Он не был привит «Хавриксом», поэтому вскоре заболел вирусным гепатитом А и был эвакуирован в инфекционное отделение моздокского госпиталя.

Комбат не хочет меня никуда отпускать, так как говорит, что ему снова пришлют алкаша. На моё место просятся два майора, но они ему не нравятся из-за внешнего вида. Один из Якутии, предпенсионного возраста, второй из Смоленска, хоть и молодой, но уже без волос на голове и с краснеющим носом. Есть и положительные моменты. С первого января нам повысили заработную плату почти на сто долларов (денежное довольствие солдат в Чечне, кстати, составляет сто сорок долларов). Для офицеров организовали бесплатное питание в местной столовой. Я хожу туда редко, так как кормят там гадко и однообразно.

Поселился я в своей старой квартире, но уже вместе с офицерами нашей части. В комнате ночуем вчетвером. Всё также перебои в снабжении: нет тепла, воды, а порой и света. Но зато здесь нет мышей, как в палатках, и ветер не поддувает. Допоздна сижу на работе. Прихожу в квартиру лишь поспать и переодеться. Долго отстаивал своё право жить в общежитии, а не в лазарете медицинского пункта. Доказал комбату, что эффективность работы снижается при проживании в рабочем кабинете. Командир хотел, чтобы меня можно было вызвать в любой момент.

Начал бегать, так как спортивную форму потерять легко. Тренировки останавливают меня от выпивки, а выпить предлагают здесь очень часто (считается престижным, если за столом будет врач). Готовлю пищу в медпункте. Благо что прошлогодней весной успел получить электроплиту и пять холодильников. Сделал себе и своим подчинённым суточные дежурства сутки через трое, чтобы постоянно оказывать медпомощь, так как устал отвечать круглосуточно за медицинское обеспечение батальона.

31.01.2002 г., Ханкала

Спустя десять дней меня снова направили в командировку в Ростов-на-Дону. В части два солдата в один день вскрыли вены и не желали более оставаться в Чечне. Выставил им диагноз «транзиторное расстройство личности». Составил акт, который гласил, что больные опасны для себя и требуют постоянного врачебного наблюдения (нашёл в старом приказе). Выписали мне ВПД согласно мною же составленному вердикту – и в путь. На этот раз я отвозил больных в психиатрическое отделение госпиталя. Дали мне на это десять дней, потому что командир наказал многое сделать, например, купить термоса для переноса пищи – для больных в медицинский пункт и для солдат в парк техники. Сложилось впечатление, что от меня хотят избавиться. Даже спустя полгода он не мог забыть мой конфликт с Катковой и Татуком – начальником службы РЭБ Армии, который пообещал разобраться со мной из-за моих замечаний, сделанных медсестре.