Заполье

— Хорошего-то, положим, мало, хотя…

— Вот в этом как раз и суть: «хотя»!.. Хотя реалии-то политические для нас куда как хороши: подставились нам — весьма вовремя и нужным местом… — Нет, что-то вроде зуда напало на него, даже и руки почесывал; и опять ладонь чесанул, подал: — С приездом! — В кресло повалился боком, с удовольствием вытянул ноги. — Враги веселят мою кровь… кто этак выразился? И за это веселие я готов им прощать многое, но не прокол же элементарнейший, не зевок! Моя тонзура, — хлопнул он себя по плеши, — мне этого не дозволяет, не на то я ее растил-выращивал.

— А надо бы проучить, — подал голос Левин, он все стоял, к косяку прислонившись, руки на груди скрестив, — черносотенцев. Иначе и до следующего — до худшего — раза недалеко…

— Ни в коем случае! Что значит — проучить?! Врага должно не учить, зачем он мне ученый, а наказывать, чтобы он знал только одно: за что. Впрочем, можно и ни за что… Но накажем по-особому на сей раз: своим усиленьем! Хуже наказанья, кстати, для врага нет: с любыми потерями своими может смириться — но не с прибытком супротивника…

— О подписке речь, о полугодовой? Уже думаю, — хмуро сказал Базанов. — К союзу журналистов обращение надо, к газетам, читателям…

— Да! И по газетам по всем, шалавам, разослать — и пусть отвертеться попробуют, не напечатать… кто, как не они пасть разевали: солидарность журналистская, этика, мерлихлюндии всякие?! Вот пусть и отвечают за лажу свою, ханжи, пусть на нас сработают! С фотографиями разослать… делали, снимали? — обернулся он к Левину, поторопившемуся кивнуть. — Тэвэшников позвал? А почему — нет, стеснительность одолела? Комплексы мальчиковые?

— Ну, звать или не звать — решаю я, — выручил его Базанов; да и не хватало, чтобы его подчиненными командовал при нем кто-то другой. И получил не менее чем признательный взгляд своего ответсекретаря. — Позовем и эту шваль, не все сразу. Надо еще знать, что сказать. Обдумать.

— Вот это и предлагаю — мозговым штурмом, чтоб на убой било! Нас не поймут, если мы на таком благодатном материале десяток-другой тысяч тиража не добавим, не сделаем. Шуму как можно больше, крику, скандалу! Ну что, садимся за текст?

— Садимся…

Не получилось вырваться домой, хотя бы на полчаса — разве что позвонить? Какое-то беспокойство съедало, не сразу и признался себе, что вполне конкретное: мало ль на что эти мерзавцы способны… И позвонил, и поимел то, что имеет — по необходимому ему сейчас минимуму: дочка? В порядке дочка… а ты как думал?.. Не спросила даже, откуда звонит и когда дома будет, пришлось самому сказать — безответно, впрочем.

Удовольствовался этим самым минимумом; а тут вернулись в кабинет Мизгирь и Левин с окончательным, на Лилиной машинке отпечатанным текстом, взялись звонить на телевидение, радио и обещанье получили: приедут, дескать. Лилю на распечатку посадил, курьеров — по газетам — назначил, и оставалось ждать.

— А я, скажу я вам, только сегодня в номер заглянул, в последний… ничего, планку держим. Первомай — а почему бы нет? Праздник трудящихся, и какие могут быть претензии, ежели у нас все трудятся, даже спекулянты махровые, даже и карманники? Без труда, знаете, не вынешь и кошелек… оттуда, а что уж говорить о финансистах, каковые ведь, согласитесь, не кошельками же тащат, изымают… Смущает, однако ж, меня рубрика одна, полоса, чересчур постоянная — да, та самая, с христовенькими с этими... — Владимир Георгиевич серьезен стал, сощурился, лицо его приняло самое, может, симпатичное из выражений своих — пытливости и непокоя. — Понять их, клир и новых этих уверовавших по случаю разрешенья из Кремля, в другой бы ситуации можно и даже нужно… но сейчас ли? Только время дорогое с ними терять, решимость свою бороться — знаю, имел дело. Размажут, раскиселят все, чтоб себя и других успокоить, ответственность с себя снять, на бога перевалить — и думают, что нечто важное сделали, страстное уняли… А я вот не хочу в себе страстное терять, без него я — полчеловека, недочеловек! Скотинка, вол жующий! Бесстрастность, если даже по Библии, вообще противоречит замыслу бога о человеке, страстны были все, с пророков начиная, с апостолов, да и сам-то… страстную-то неделю кто прокувыркался? А с меня, видите ль, требуют, чтобы я с божеской мерзостью бытия этого смирился…

— Ну, требовать-то они вряд ли могут и будут…