Запомните нас такими

Порой, конечно, непонятный шум доходил до их ушей, пересечения происходили, но контактов не было и быть не могло — мы расходились, как в море корабли, иногда, к сожалению, приходилось даже разъезжаться, — но случаев контакта, взаимодействия с официальной реальностью я не помню. В результате — главное, грохочущее фактически прошло без следа, а творчески-иронический, свободный дух свободной литературы живет и теперь. Так что было действительностью?

Каковы реальные пределы творческой свободы и есть ли она? Думаю, не стоит долго разглагольствовать об ограничении свободы справа — тут все, как говорится ясно и ежу. Это, как говорится, не проблема, а беда. Тем более сдвиги в эту сторону зависят не только от нас — так что тут все ясно. От официальной несвободы все мы свободны, тут почти все мы единомышленники. Однако какой-то нажим, причем с неожиданных сторон, существует, и именно это давление наиболее результативно, потому что идет, так сказать, с тыла, от друзей. Недавно, выступая по телевизору, я совершенно искренне сказал, что немало интересного было и в те годы — работа, друзья, веселые игры с невеселыми обстоятельствами, закалившие нас. Неожиданно я получил много возмущенных отзывов: оказывается, по последним прогрессивным данным, я не мог в те годы жить хорошо! Выходит, для того, чтобы выглядеть в духе времени, прогрессивно-негативным, я должен отречься от своих ощущений! Некоторый нажим на свободу чувств с этой стороны в настоящий момент меня смущает больше всего. Люди запросто перечеркивают свои лучшие творческие годы — видимо, для того, чтобы сказать, что только сейчас наступила возможность для счастья. Установка неофициальная

насчет того, как надо понимать действительность, о чем и как писать, оказалась вдруг еще более узкой и догматичной, нежели официальная. И главное, она как бы более обязательна, чем официальная, — официальные мы всегда «в упор не замечали», а эта, неофициальная (как и что надо писать теперь), исходит вроде бы от твоих единомышленников, от друзей, с которыми вместе боролся за теперешнее, — так как же можно им отказать? Но почему же Пушкин не последовал прогрессивнейшей программе, предложенной ему его другом Тургеневым? А потому! «Зачем от гор и мимо башен летит орел, тяжел и страшен, на чахлый пень? Спроси его!» Полная свобода — от давления не только официального (тут мы начеку), но и от давления дружеского, неофициального, сколь угодно прогрессивного — основной залог самостоятельности писателя... «Сладким будешь — расклюют!» — не с одной, так с другой стороны.