Он отпер ларек, и под взглядами «орлов» мы таскали добро на катер. Стремительная карьера! Вчера еще Никитушка был почти доктором наук (одной, во всяком случае, ногой), и вот — грузчик у какого-то ханыги! Да и я недалеко ушел. Но все-таки я, в отличие от моего ученого друга, окончательно сломленного, пытался что-то выяснять.
— За что они сжечь-то тебя хотят?
Мы с Никитушкой с натугой опустили на корму скособоченный ящик, брякающий бутылками вина с удивительным названием на косой наклейке — «Гара-Еры».
— Так я им долг не отдаю!
Мы с Никитой ошеломленно глянули на него. Этот буревестник экономической свободы нас пугал.
— А чего ж ты... не отдаешь-то? — И Никита, похоже, уже засомневался в своем фаворите.
— Так на чем же я тогда поднимусь?
Дикая логика! Но только лишь она, видно, и правит сейчас? Катер был перегружен ящиками, сел ниже ватерлинии. У нас, значит, теперь плавучий ларек? Нам ждать в гости красного петуха?
— Как-то все... больно динамично! — пробормотал я.
Было у меня чувство, что сегодня будет очень длинный день. И чувство это не обмануло. Солнце еще не касалось крыш.
— Тогда давай подшипник! — Придется мне, как лейтенанту Шмидту, взять командование этим кораблем.
Мы сели на корме. Коля-Толя как-то задумчиво глядел на нас. Прочитать его взгляд было не трудно: а эти-то, вообще-то, нужны тут?
— Ладно! Сделаем! — почему-то помиловал нас.
— Так скорее!
Один «горный орел» с берега уже хищно глядел на нас.
— Скорее... — Наш «купец» ответил любимой присказкой, которую нет смысла вторично тут приводить.
— Ну сколько он стоит? Давай! — Никита выхватил пухлый бумажник.
— Дорого! — надменно Коля-Толя сказал.
Бомжи, рассевшиеся на ступеньках спуска, как в амфитеатре, сочувствовали нам.
— Зря вы с Колей-Толей связались! Устроит он вам! Против Хасана пошел — совсем уже двинулся!
— Вот, — Коля-Толя пытливо смотрел на них. — За ящик гара-еры оттащат вас хоть в Англию!
— Как бурлаки, что ли? — изумился я.
— Зато тихо! А зашумим — сразу накроют нас!
Уже «нас»! Щедро он делится своими бедами!
Вообще-то хотелось бы уплыть отсюда в более тихое место.
— Ну давай тогда, покупай ящик вина! — Коля-Толя вытащил его на палубу.
Как же мы Некрасову в глаза будем смотреть?
— Вы что... согласны? — спросил я, не глядя в народ.
— А что? Можно, — пришел ответ.
— Ну ладно, — мы с Никитой понуро ухватились за ящик вина, чтобы перекинуть на сушу.
— Стоп! А деньги? — Коля-Толя наступил на ящик ногой в рваном тапке.
Как-то странно! Не разобраться нам в извивах новой экономической политики. Перевоз чужого вина оплачиваем тем же вином, оплаченным нами.
— По-моему, нас вокруг пальца обводят, — пробормотал я.
— А, ладно! — Никита сказал. — Трудно, что ли, вокруг пальца обойти, если человеку это приятно?
— Логично, вообще!
Мы поставили ящик на ступени, потом Никита отсчитал Коле-Толе названную сумму.
Должен сказать, что и мне этот отдых на воде нравился — особенно после подводной лодки, железной тюрьмы.
Никита размотал чалку — довольно длинный причальный конец, и тот самый тип с шишковатым лицом, который отказывался ловить веревку, когда мы терпели тут бедствие, теперь жадно ее поймал.
Каждый из них схватил сразу по бутылке, стал жадно пить. Даже завидно.
— Ну, а вы что ж? — добродушно сказал нам Коля-Толя.
Никита прыгнул туда и тоже присосался. Я же пытался устоять хоть на самом краешке разума.
— Так что же... нам тоже тащить?
— Ну а что же? Катер-то ваш? — Он даже удивился.
Я потер лоб. Да, нелегко разобраться в извивах рыночной экономики... Выходит — мы сами наняли себя на тяжелый, изнурительный труд за наши же деньги? Не понять. Как-то слишком стремительно вплыли мы в рыночные отношения!
— А, — неопределенно произнес я.
Коля-Толя как раз только закончил пересчитывать наш «вклад» в рыночную экономику и спрятал деньги в пиджак.
— Ну вот. А ты говоришь — подшипник! — с укором сказал он, попрекая, видимо, нас незнанием жизни, равнодушием к нуждам людей.
Заправившись «горючим», мы «запряглись».
— А ты-то чего там? — воинственно сказал Коле-Толе шишковатый.
— Так я ж за рулем! Знаю фарватер тут, слава богу! — Коля-Толя встал за штурвал.
Раньше партия была наш рулевой, теперь — этот!
Пошло не очень тяжело... хотя впечатление было, что тащим-то мы с Никитой, впереди нас канат как-то провисал.
Солнце уже село на крыши. Было, в общем, неплохо! У каждого моста мы делали привал, снова угощали себя, ну и наших коллег, разумеется, ящиком гара-еры. Под мостом смело шли вброд — через ограду моста катер было бы трудно протащить... Что за прелести тут! Сенной мост, Кокушкин (где «Александр Сергеич Пушкин с мосье Онегиным стоит»), Вознесенский, Б. Подьяческий, Львиный... когда-то давным-давно, в другой, кажется, жизни, мы проплывали под похожим мостом, с крылатыми львами... Но тот мост, кажется, назывался Банковский? Как это было давно!
С каждого «привала» мы поднимались все менее охотно — у Харламова моста мы залегли надолго. Никитушка вольно раскинулся у корней тополя, ворот расстегнут, сияют глаза. Теплое солнце плавится в воде.
— А ты знаешь — я давно мечтал так отдохнуть! — произнес Никита.