Заповедь

Мисост и Соломон нехотя поведали о том, как много лет назад, в жаркий летний полдень, они заснули в тени дерева у обочины дороги. Проснувшись от стука колес, Мисост поднял голову, глянул влево и ахнул: по дороге не катилась, а летела чудо-коляска. Фаэтон покачивался от быстрой езды, а из него поглядывал по сторонам, не-ет, не человек — сам Бог — в высокой островерхой белой папахе и красной черкеске. Завидев сонных пацанов, он вытянул руку — а она без пальца!.. Обомлел Мисост: и знал, что не сон, а сном казалось появление этого человека, повторявшего одно и то же осетинское слово: «Цас? Цас?» — «Сколько? Сколько?» И Соломон проснулся. Позже выяснилось, что Ага-Бала — а это был он — ездил по полям Осетии и дотошно расспрашивал горцев, купцов и перекупщиков, сколько зерна кукурузы получают осетины с гектара и какова цена ей на базаре. Повсюду видел он кукурузу, а чуял запах золота. Не дурак он был, этот Ага-Бала, не дурак. Узнав, что здесь высокие урожаи, а цены низкие, задумал построить завод по переработке кукурузы. И место для него выбрал неплохое. Рядом — станция Беслан, под боком — река Терек. И еще одну фразу, рассчитанную на бедняков, заучил по-осетински перс: «Я вас осчастливлю!» Ага-Бала выкрикивал ее везде, твердил, что будет закупать на месте, как говорится, на корню, всю кукурузу, освобождая горцев от лишних хлопот. Да тонка оказалась у перса кишка: в течение нескольких лет смог он воздвигнуть только стены двух корпусов да трубу, а тут и бежать ему время пришло к себе на родину. И вот Ага-Бала опять выплыл, весточку прислал, ответа ждет... Чудно!.. Соломон покачал головой.

Умар вдруг шагнул вперед, внимательно взглянул на Соломона и Мисоста. Что-то ему явно не понравилось, и он поморщился. Руслану даже показалось, что отец собрался вернуться к бедарке, но, встретившись со взглядом сына, передумал.

— Есть предложение послать письмо господину Ага-Бала, — заявила девушка с черными косами. — Всю нашу позицию по данному вопросу ему высказать. Не дарите, мол, господин, того, что вам не принадлежит!

— Заместо резолюции — открытое письмо персу! Можно и так, Надя, — согласился Соломон и разложил бумагу.

— Да, откровенно, — разгорячился каменщик Сергей Зыков. — Как казаки турецкому султану. А что?! Почему мы должны цацкаться с буржуями? Мы не холуи! Они там вишь как пишут: выгоняйте большевиков да получайте подарочек! С такими нужно разговаривать по-нашенски. Бабы и все слабохарактерные, заткните ушки пальчиками, я буду диктовать! «Ты, старый, вонючий, бесхвостый ишак, господин Ага-Бала... »

Дальше пошли такие слова, что Умар покосился на сына, — и вновь ему захотелось повернуть к бедарке и поскорее уехать отсюда. И снова он пересилил себя и терпеливо выслушал слова, рвавшиеся из уст строителей, только взглядом показал, чтобы Руслан отошел подальше. И много грубостей еще донеслось бы до ушей сына, если бы вдруг Надя не поморщилась и решительно не закричала:

— Теперь я...

— Я затыкаю уши, — дурашливо завизжал Сергей.

Девушка гневно отвернулась от него, покосилась на Умара и Руслана и стала диктовать:

— «Мы вас еще в семнадцатом году лишили украденных у народа богатств. Теперь мы сами решаем, что нам делать с землей, с урожаем... Приезжайте к нам через пару лет — и вы увидите новый, крупнейший в Европе комбинат!»

— Э-э, так не пойдет, — запротестовал Сергей. — Письмо как начали, так и продолжать надо. Я еще кое-что придумал.

Тут Соломон встретился взглядом с Умаром и прервал не на шутку разошедшегося рыжего паренька:

— Цыц! — И спросил Умара: — Вам кто нужен?

— Если видишь человека за столом, покрытым красной скатертью, можешь должность не спрашивать: начальство — и все! — ответил Умар. — Раньше князей по белой черкеске и вышитому башлыку определяли, теперь начальство по бумажкам и портфелям узнаешь. Так что ты нам нужен...

Умара строители выслушали без улыбки, и это заставило его говорить по-другому.

— Привез вам работника, — серьезно сказал он и показал на сына. — Крепкий. Все умеет делать. Сам учил.

Теперь все уставились на Руслана.

— Сколько тебе лет? — спросил Соломон.

— Четырнадцать, — выпалил Руслан.

— Шестнадцать, — поправил, строго глянув на сына, Умар. — Я его отец. Мне лучше знать, когда он родился. Поставьте рядом четырнадцатилетнего — Руслан будет на голову выше. А силенка у него как у восемнадцатилетнего, — прищурившись, он посмотрел на сына.

Потупив взор, Руслан неловко и нехотя кивнул головой, чувствуя, что краснеет.

— Хочешь работать у нас? — смерил его взглядом Мисост.

— У меня надо спрашивать, хочу ли я, чтобы мой сын трудился на стройке, — заметил отец. — И я отвечаю: хочу! Ему наслаждаться новой жизнью — пусть сам ее и строит.

— Он собрался строить новую жизнь? — возмутился Сергей. — Да он на второй день даст тягу отсюда. Ты сколько раз в день кушаешь? — подскочил он к Руслану.

— Три, — сказал тот и, помедлив, уточнил: — Четыре, — вызвав оживление среди строителей.

— Ну а здесь — разок будешь, — торжествуя, заявил Сергей. — Да утром и вечером — чаек. Спишь на холоде?