Заповедь

— У нас в доме русская печь, — горделиво сказал Умар.

— А здесь одна «буржуйка» — в женской палатке, — сообщила Тоня.

— В нашей берлоге летом — что в жаркой пустыне, а зимой — словно в леднике, — вздохнул Ахсар.

— И в ливень не спасает, — подала голос Надя.

— Перемени план, парень, покуда отец тут, не то пешком придется домой добираться, — посоветовал Сергей.

— Мы с утра до вечера по доскам — вверх-вниз, — сказал Ахсар. — Вверх — с кирпичом на горбу, да все бегом, потому что соревнуемся с бригадой Колиева. Не слабы ли твои ноженьки в этих сапожках?

— Гагаевы — крепкая порода, — прищурился Умар.

Соломон внезапно поднялся, задумчиво произнес:

— Где-то я тебя видел. Голосок знакомый.

— Не думаю, — поспешно, слишком поспешно отрезал Умар, но блеск глаз выдал его — он явно узнал бригадира.

— И мне ты кого-то напоминаешь, — подтвердил и Мисост. — Уж извини, но кто-то из наших знакомых явно твой брат.

— У меня тоже много друзей, — даже не глянув в сторону Мисоста, заявил Умар. — И каждый новый кого-то напоминает. Жесты у разных людей бывают одинаковыми...

— А у нас с тобой не может быть ничего одинакового, — неприязненно прошептал Руслану Сергей. — Воспитание не то.

— Ну чего ты пристал к нему? — оттолкнула его в сторону Надя. — Человек желает испытать свои силы, а вы ему о трудностях. Девчонки и те выдерживают. Почему же Руслан убежит?

— Эге! Уже и имя запомнила! — щелкнул пальцами Сергей.

«Девушка, а как сильна!» — восхитился мысленно Умар и, еще раз убедившись, что был прав, направив лошадь сюда, где сын может отшлифовать волю, обратился к Соломону:

— Так берете его?

— Многие прибывали сюда, мечтая о длинном рубле, да на вторые сутки здесь и духа их не оставалось, — сказал, обращаясь к Руслану, Соломон. — У нас стройка. Стройка! Не только комбинат строим, но и будущее свое... Однорукий перс не осилил и маленького заводика, а мы задумали крупнейший в Европе маисовый комбинат. И соорудим его. Без подачек! Сами!

— Дядя Соломон, вот бы это в послание Ага-Бала! — восхитилась Надя.— Такие слова сильнее ругательства. Пусть перс знает, что строим и как строим!

— И кто строит! — подсказала Тоня.

— Верно! Всех нас перечислить надо. — Надя кивнула на Руслана: — И его тоже.

— Можно вписать и новичка. Если останется, — Соломон, прищурившись, выжидающе посмотрел на молодого горца. — Подумал, парень?..

— Я остаюсь, отец.

Умар облегченно вздохнул, сказал, не глядя на сына:

— Спасибо, — подал сыну бурку, высматривая что-то вдали, обронил: — Нелегко тебе будет. Но повзрослеешь — поймешь, почему отец так поступил.

И уехал, оставив сына, тоскливо смотрящего ему вслед.

«Обиделся на меня Руслан, — понурив голову, думал Умар. — Сильно... Несмышленыш еще: жизнь розовой видит... »

Прощаясь с сыном, Умар не глядел ему в глаза: он не желал, чтоб тот прочел на его лице признаки муки, что истязают его в последние месяцы. Он мучился, чувствовал, что приближается беда, и хотел оградить от нее хотя бы своего любимца. Конечно, мог он отвезти Руслана и к Мурату, ведь брат не раз говорил, что может сделать из племянника командира... Их души — дяди и племянника — давно прикипели друг к другу... И когда Умар и Урузмаг решили перебраться в долину, Мурат было заикнулся, чтобы брат оставил Руслана в Хохкау. «Я из него командира сделаю», — пообещал Мурат вновь. «В Ногунале каждая пара рук на вес золота», — холодно тогда отчеканил Умар...

И вот теперь, спустя три года, Умар неожиданно отвез его не к брату, а на стройку маисового комбината... И сам не мог объяснить себе, почему душа не желала, чтобы сын находился у Мурата...

Глава 33

Та исповедь дяди Мурата, когда он открыл мне свою страшную тайну, произошла спустя годы после войны, за несколько дней до его трагической гибели. И начал он ее с вопроса:

— Помнишь ли ты, племянник, как я впервые привез тебя погостить к бабушке в Хохкау?

— Как забыть, дядя Мурат? Я все помню, начиная с дороги, когда, усадив меня себе за спину, ты заставил меня цепко, обеими руками, схватиться за твою черкеску. Мы скакали, и я успокаивал себя, заклиная «Не упаду! Не упаду!»

А как здорово было в Хохкау, где меня поразили и крутые горы, и бешеные воды реки, и родники, и валун, и водопады, с могучей грудью и огромными рогами туры, что по утрам легко прыгали по кручам, и вожак их застывал на утесе, снисходительно поглядывая вниз: на аул и на нас, копошащихся в песке ребятишек! Забавно было возиться с курчавыми ягнятами, что тыкались мордочками в ладоши, выпрашивая лакомства. Козлята с вечно дрожащими вздернутыми хвостиками доверчиво бегали следом за нами, вызывая тревожное блеяние своих матерей... Там мне все было в диковинку и западало в душу...

Были и другие события, которых не забыть, из той побывки в Хохкау... Помню, какой переполох в Хохкау вызвал Тузар Тотикоев...