Заповедь

— Старинный осетинский массовый танец «Симд»! Исполняют учащиеся первого, второго и третьего классов! — и сам же стал в центр танцоров.

Это было что-то невероятное. Одно дело, когда малыш в доме родителей танцует на потеху деду и родителям. Другое — когда он выходит на люди. Выходит танцевать, вырядившись в огромные дедовские сапоги, черкеску, для солидности углем намалевав себе усы, молодцевато подбоченившись, выпятив грудь, сжав пальцы в кулаки; старательно выделывая ногами замысловатые движения, малыш поглядывает на плывущую рядом девчушку в длинном бабушкином платье... Звуки гармошки подзадоривали, вызывали у горцев желание забыть хотя бы на время невзгоды и заботы... Когда же я объявил, что теперь буду танцевать со своим другом Борисом Кетоевым, внуком Иналыка, и стремительно выскочил в круг, отведя руку слегка назад, ну точь-в-точь как это делает мой дед Дзамболат, люди зашлись от смеха. Не отрывая глаз от забавных и ловких малышей, старательно копировавших старших, горцы стали в азарте подбадривать их хлопками и криками «Асса!» Иналык, тот палкой выбивал дробь, и, казалось, еще минуту — и он не выдержит, сам выскочит и запляшет... Женщины украдкой смахивали слезы умиления...

И все было хорошо до тех пор, пока я не объявил, что сейчас выступит юная балерина. Я забыл назвать имя танцовщицы и не объяснил, что такое балет, оставив всех в неведении.

Легко ступая на пальцах в мягких чувяках, из-за простыни вынырнула девчушка. Была она в майке и короткой, скроенной из кофточки Зины просвечивающейся шелковой юбчонке... Гармонь играла нечто непонятное, и девчушка грациозно, как это удается только малышкам, прошлась сперва в одну сторону, потом в другую... Горцы оторопело вытаращили глаза на танцовщицу, пытаясь узнать в этом неземном создании, чья она дочь... Сперва раздался вздох в задних рядах, где сидели женщины, потом прошелся ропот по остальным рядам... В зале стало тихо, все замерли... Девчушка танцевала легко и красиво, а в душах аульчан боролись два чувства: восхищение и возмущение. Восхищение рождено было той сказочной картиной, которая внезапно возникла перед ними, а возмущение вызвано тем, что эта несчастная по чьей-то воле осмелилась выйти на люди в таком обнаженном виде. Мурат внутренне ахнул, пожалев, что сам не расспросил о затее Зины, — он обязательно подсказал бы ей, что такой танец исполнять в ауле никак нельзя. Но было поздно, поздно! Оставалось уповать только на то, что красота танца заставит горцев смилостивиться, сведет на нет их гнев...

Гром негодования все-таки грянул. Хамат, желая получше рассмотреть девчушку, привстал, а узнав, возмущенно замахнулся палкой на танцевавшую и закричал:

— Так это наша Серафима! Ай бесстыдница! Уходи сейчас же с глаз моих, несчастная!!!

Бедная девчушка замерла, не окончив танца, ошарашенно поглядела на него. Хамат закричал:

— В каком виде ты показалась на люди?!

Вскочил с места и Иналык, гневно бросил в зал:

— Да здесь ли мать этой несчастной девочки?!

Таира метнулась со своего места, подхватила дочь на руки, шлепая ее по короткой юбчонке, запричитала:

— Погибель моя! Кто осмелился тебя так нарядить?! Кровникам своим не желаю такого позора!

Бедная Серафима заплакала. Из-за простыни выскользнула побледневшая Зина, бросилась выручать ученицу:

— Перестань, Таира! Она же настоящий талант! Талант!

— Я не знаю, что ты называешь талантом, — взревел Хамат, — но если это то, что ты нам показала, то молись Богу, что ты женщина. Другой, если бы решился выставить девчонку одной с нами крови в таком виде, не избежал бы смерти! Тьфу, что видели мои глаза!!! — чертыхнулся он и направился к двери, стуча в негодовании палкой о пол.

— Но это же балет! Классика! — заплакала Зина.

— Буду знать теперь, как этот позор называется! — вскричал Хамат. — Балет! Позор!

— Дорогой Хамат, подождите же! — бросилась наперерез ему Зина. — Не уходите! Есть еще у нас номера!

— С меня достаточно! — взревел Хамат и замахал рукой: — Эй, Кетоевы, все домой!

Мурат, видя, как горцы поспешно вскочили со своих мест и устремились вслед за Хаматом и Иналыком, понимал, что ему не удержать разгневанных аульчан. Женщины бросились за простыню и, подхватывая на руки свои чада, торопливо уносили их.

Мурат и Тузар никак не могли успокоить плачущую Зину...

— Новая ведь жизнь пришла, новая! — рыдала она. — Люди должны приобщаться к культуре. Я столько времени готовила этот балет. Изрезала свою единственную кофточку. Я мечтала, что скоро отправим Серафиму в Москву учиться. И из-за одного старца все, все испортилось!..

— Горцам нельзя показываться голыми, — напомнил Тузар.

— Не голая она была! Все балерины так выходят на сцену! И потом, ей же всего семь лет!

— Детей с детства надо воспитывать в строгости, — подал голос и Мурат. — Иначе нельзя. Чему в детстве научишь, то проявляется и в зрелые годы...

— Будет у осетин балет! — закричала в отчаянии Зина. — Будет! И очень скоро!.. Посмотрите: еще будем гордиться Серафимой!