Людей подняли по тревоге. Три-четыре минуты — и ребята все были уже там, у фашин. Бреши забивали мешками с песком, предусмотрительно подготовленными года три назад. Да, взбесился Терек. Ни до, ни после строители его таким не видели. Где-то далеко в горах прошли сильные ливни, и Терек набух, осатанел от непрошеных вод, так и рвался в бреши, яростно обрушивался холодными волнами на людей, опрокидывал смельчаков, тащил за собой... Пришлось связываться веревками да цепочкой бросаться в мутную, кипящую яростью пучину. Огромные мешки с песком, которые втроем-вчетвером с трудом устанавливали на фашины, Терек слизывал, точно корова соль с ладони...
Шум воды, крики людей, испуганное ржанье лошадей... Было не до того, чтобы всматриваться, кто рядом с тобой во тьме копошится. А под утро, когда кое-как залатали мешками бреши и вода поубавилась, при блеклом свете приближающегося дня Руслан разглядел: связан он в одну людскую цепь с нею, Надеждой Коловой. Отчаянная она, его Надюша. И к нему первая подошла. И когда беда случилась, первая преградила путь потоку... Стояли они мокрые, грязные, замерзшие, по грудь в вязкой жижице друг возле друга... Ну иголка и нитка. Надя смахнула с лица слипшиеся пряди, шутя шлепнула его по груди мокрой ладонью и захохотала:
— Влип? Намертво связала.
Рядом засмеялись. А с берега на них смотрел Мурат и задумчиво теребил бороду.
— Одна тебе дорога, Руслан, — в Терек! — притворно посочувствовал Ахсар.
Надя весело оборвала его:
— Он в Терек, и я следом — и там вместе будем!
Смотрел Руслан на нее и не понимал: действительно ей так весело и безразлично, что о ней думают, или она делает вид, что все нипочем. Все знают об их встречах: его друзья, ее подруги. Да и сами они не очень-то таились. Не все одобряют их поведение. Иногда и косой взгляд ловишь, и недоброе слово до тебя через третьи уста доходит, и самому порой не по себе. Когда глаза ее ни с того ни с сего на мокром месте оказываются, догадываешься, что ей по сравнению с тобой приходится больнее от недоброй людской молвы. И на нее сердишься, и на себя, а выход какой? Один. О нем нетрудно догадаться, но Руслан давно по этому поводу кое-что решил. Надя должна знать, что он за человек. Он не сможет жениться, пока не обзаведется своим домом...
Укротив Терек, рабочие разбрелись, улеглись спать. Дядя не дал племяннику досмотреть сон, растолкал, попросил выйти из барака.
Дальняя зорька не добралась еще до поселка, и недостроенные корпуса заводов темными громадами возвышались над ним. На фоне неба четко вырисовывался элеватор.
— Ты сегодня поедешь со мной, — сказал Мурат, остановившись на поляне и глядя на стройку.
— Мне до отпуска еще далеко, — ответил Руслан.
— Ты скажешь начальству, что уходишь, — пожал плечами дядя. — Совсем уходишь.
Совсем?! Возвратиться в аул, где в хадзарах тепло, где сытная жизнь, где не надо будет бегать вверх-вниз по лесенкам с тяжелыми корзинами на спине? Да кто может отказаться от этого? Почему же он не благодарит дядю? Почему не бежит в барак за вещами?
— Я не желаю возвращаться в аул. — Голос Руслана прозвучал глухо, но непреклонно.
— Ты будешь жить со мной, — пояснил дядя.
Дать согласие? Уехать? Но что скажут ребята? Нечего обманывать себя — это будет бегство, самое настоящее бегство...
— Не могу я уехать, дядя Мурат, — произнес он с болью. — Не могу...
Дядя вздохнул:
— Я понял, что ты не поедешь со мной, еще тогда, когда увидел, как вы прыгали в ледяную воду... Ты молодец, Руслан.
Мурат возвратился из Беслана посветлевший душой. Он был вновь полон былой уверенностью в правоте давно избранного им пути. Он взахлеб рассказывал Зареме об увиденном на БМК. Он прожужжал всем аульчанам уши, восторгаясь самоотверженостью строителей, возводящих корпус за корпусом крупнейшего в Европе маисового комбината.
— Такого я и в Америке не видел! — рубил он ладонью воздух.
Глаза его сквозь очки подозрительно блестели, когда он говорил о подвиге Руслана и его товарищей, отстоявших комбинат от наводнения...
— Они были ну точно как ребята-питерцы из моего отряда, когда мы шли врукопашную на шотландцев! — восклицал он. — Тоже думали не о себе, а о победе!.. А племянник мой был первым, кто бросился в ледяной поток. Как его река не унесла? Весь он в меня, весь! Гагаевская кровь!..
Глава 35