Юрген вскрикнул и махнул рукой туда, где вывеска на фронтоне неоклассического здания гласила "Позенер Хоф". Вывеска сильно просела и из-под нее виднелась выпуклая надпись "Базар", выложенная по фронтону. На базар здание не было похоже и оказалось более чем солидной гостиницей. Администратор встретил нас вежливо но сухо, одобрительно кивнул на предъявленные бумаги, но приветливее от этого не стал. По видимому, унтершарфюрер был не бог весть каким рангом, потому что нам на троих выдали всего один номер. Правда, это был всем номерам номер, с салоном и спальней, с обитой плюшем мебелью и с огромной ванной, оборудованной гигантскими медными кранами. Умыться с дороги пришлось как нельзя кстати, а вот кровать и диваны могли подождать и мы решили проверить, как кормят лучших сынов Рейха в оккупированной Польше. Однако, кормить этих сынов в “Базаре” отказались, потому что гостиничный ресторан не обслуживал рядовых. Пришлось пойти в город. Куда идти мы не знали, спросить побоялись и пошли куда глаза глядят. Подковы наших сапог цокали по брусчатке и я подумал что именно так, с довольным цоканьем фашисты топтали землю Европы. Невольно я стал мягко наступать на носок и Карстен недоуменно на меня посмотрел. Но долго топтать польскую землю мне не пришлось, потому что уже за вторым углом мы наткнулись на подвал с привлекательной вывеской "Karczma u Franka
15". Щербатые ступеньки дугой загибались вниз. В темном и тесном помещении было всего три столика и стойка, расположенная на пути к выходу, наверное, чтобы посетители не могли удрать не заплатив. При нашем появлении три поляка с серыми лицами поднялись из-за стола в углу и, искоса поглядывая на нас, потянулись к выходу, оставив на стойке помятые бумажки.Хозяин, мужчина с благообразным, даже немного благородным лицом, диссонирующим с его грязноватым передником некогда белого цвета, немедленно подскочил к нам и усадил за столик посередине. Кланяясь как деревянный паяц и ожесточенно протирая подозрительной тряпкой стол, он бормотал какие-то невнятные немецкие фразы. Мы, все трое, состроили брезгливые лица, как и полагалось эсэсовцам, хотя мне, признаюсь, это далось без особого труда. А корчмарь продолжал бормотать нечто неразборчивое, из чего я понял только "Херрен официре
". Это было явной лестью, потому что мы с Карстеном и рядовыми-то толком не были. Думаю, что прочие "господа офицеры" его тоже толком не понимали, потому что Карстен показал пальцем на свой открытый рот и трижды произнес: "Ессен!". Хозяин расплылся в улыбке и спросил "Якие напои?" Юрген вопрошающе посмотрел на меня, Карстен тоже. "Пиво!" – потребовал я, внутренне пожав плечами и стараясь сделать ударение на последнем слоге. Корчмарь улыбнулся еще шире и исчез за стойкой. "Ядзя, служи гостям", закричал он делая ударения в настолько непредсказуемых местах, что я даже заподозрил, что нечаянно произнес слово "пиво" правильно. Из двери в кухню появилась миловидная женщина лет сорока при относительно чистом белом фартуке и в такого же цвета чепце. Она принесла столовые приборы и с грохотом бросила их на стол перед нами. На нас женщина старалась не смотреть, но, поймав ее взгляд, я разглядел в нем смесь ненависти, страха и тоски. Возможно, это мне лишь показалось, и все же Ядзя несомненно глядела на меня волком. Может быть тогда, в сентябре 39-го, у нее погиб брат, муж, ребенок или еще кто-то из близких, а может быть и все сразу. Теперь ей придется жить с этим до конца ее дней, а люди в такой-же как у нас форме, еще почти два года будут служить ей напоминанием. Хозяин тоже что-то заметил и зашипел: "Ядзя!" Женщина в ответ на это лишь пожала плечами и, сгорбившись, удалилась на кухню. То ли мне показалось, то ли ей вслед прозвучало: "Курва!", после чего хозяин поставил на наш стол три высоких кружки светлого пива и тоже исчез на кухне. Оттуда послышался его возбужденный голос, прерываемый лишь короткими, спокойными ответами Ядзи. Слов было не разобрать и нам стало неуютно в этом подвале. Но пиво неожиданно оказалось свежим, а вскоре появился и корчмарь с тарелками. На тарелках обнаружился неплохой бигос, похожий на тот, что делала моя мама. Только у мамы в кушанье шли кошерные куриные сосиски, а вот те колбаски, что попадались в моей тарелке, явно раньше хрюкали. Но меня сейчас меньше всего волновали проблемы кашрута и я накинулся на еду. "Господа офицеры" немедленно последовали моему примеру, так что и наши тарелки и наши кружки довольно быстро опустели. Я уже было собирался заказать по второму пиву, как к нам, с исключительно таинственным видом и прижимая палец к губам, подошел хозяин.