Застава на Аргуни

— Нина Сергеевна, прогоните меня! Прогоните! — прошептал Торопов.

Она подняла руку, должно быть, хотела махнуть: «Да уходите же!» Но рука вдруг безвольно легла на его плечо.

Он притянул Нину к себе, запрокинул ее голову. Лицо его обдало горячее дыхание. Шаль скользнула с ее плеч, упала на пол…

В дверь громко застучали. Они вздрогнули, отпрянули друг от друга. Нина Сергеевна схватила шаль, прижала ее к горящим губам.

— Кто? — спросила она.

Из сеней донесся голос:

— Это я, Слезкин. Михаил Семенович звонит из отряда, просит к телефону.

— Сейчас приду.

Нина оделась, они вышли на улицу.

— Извините, а я хотел вас проводить, — растерянно проговорил Слезкин. Он стоял у калитки.

Еще раз извинившись, Слезкин ушел вперед.

«Эге! Вон оно что!» — возмущенно думал он…

…Нина Сергеевна взяла трубку, спокойно поздоровалась с мужем. Панькин вел речь о покупках, советовался по поводу какого-то письма, полученного от ее родных. Повернувшись к Торопову спиной, она ногтем скребла по инею на окне. Присутствовать при этом разговоре Торопову показалось унизительным, и он вышел в казарму. Мимо с полушубком в руках прошел Слезкин.

— Проводите, пожалуйста, Нину Сергеевну, — попросил его Торопов. — А то уже поздно.

Ничего не сказав, Слезкин начал одеваться. Торопов возвратился в канцелярию. Нина Сергеевна, закончив разговор, надевала перчатки.

— Вас проводить? — тихо спросил он.

— Не беспокойтесь… — Она боялась посмотреть на него.

На крыльце ее поджидал Слезкин. Большую часть пути они прошли молча. Панькина пыталась говорить что-то о звездах, кометах, Млечном пути. Костя помалкивал, а про себя думал: «Ишь ты, в астрономию ударилась… Рассказывай сказки… Знаем мы этот Млечный путь…»

Он довел ее до дому и, не попрощавшись, чуть не бегом пустился обратно. Нина Сергеевна поняла, что боец не просто забыл с ней попрощаться.

Слезкин отыскал Пушина, которого любил и уважал, и принялся возмущенно рассказывать:

— Вы понимаете, товарищ сержант? Прихожу я к Панькиной. Стучу. Выходит она, а за ней — наш лейтенант. Меня как огнем обдало. Вчера там гостил, сегодня… Днем ведь не идет, обязательно норовит ночью.

Пушин слушал и хмурился. То, что сообщил Слезкин, ему не понравилось. Серьезный человек, привыкший измерять жизнь строгими мерками, он понимал тревогу бойца. Но есть ли основания для нее? Где факты? А если эти ночные посещения дома Панькина Тороповым простая случайность? Может быть, там ничего и не было?

И Пушин строго сказал:

— Не раздувай. Не фантазируй. Она самостоятельная женщина, а не вертихвостка какая-нибудь!

Помолчав, Пушин еще строже предупредил Слезкина:

— Смотри, никому ни слова! Такими вещами не шутят. Надо сперва разобраться. Понял?

— Понял.

— Чтобы никакой болтовни!

Слезкин хотя и согласился, но никак не мог понять, почему сержант так снисходителен. «Ведь у Панькиных сын!» — кипел он в душе. Он всегда с отвращением думал о тех людях, которые влезали в чужие семьи. Это ему казалось подлым, недостойным мужчины.

На другой день, возвратившись из наряда, Слезкин столкнулся в коридоре с Пушиным. Привыкший к его добродушной улыбке, Костя удивился: лицо сержанта было злое.

— Болтун! Кому говорил?! Вся застава уже треплет языком! — прошипел Пушин.

Слезкин испуганно моргал глазами, божился:

— Ей-богу, товарищ сержант, никому не говорил. Я же не трепач!

— Точно? — допытывался сержант.

— С места этого не сойти!

Пушин и Слезкин вошли в сушилку. Бойцы, о чем-то оживленно разговаривавшие, умолкли. Пушин присел на лавку, закурил.

Морковкин сначала смутился, а потом начал что-то плести:

— Так вот, значит, едем мы с Марюдой на левый фланг, а навстречу нам, по той стороне, движется китайский обоз…

Митька запутался, притворно начал кашлять.

— Про китайский обоз потом! — перебил его Пушин. — Скажите-ка лучше, кто вам эту сказку о начальнике рассказал?

— Товарищ сержант, об этом в селе все бабы судачат, — оправдывался покрасневший Митька.

— А ты не развешивай уши и не распускай язык! Не будь бабой! — Пушин презрительно сплюнул…

А по селу, действительно, уже поползли слухи. Сельские сплетницы шептали о том, что начальник заставы наведывается по ночам к политруковой жинке. Кто-то якобы видел, как он приходил. Кто-то видел, как уходил. «Глубокой ночью!» — подчеркивали злые языки. На эти слухи наслаивались другие, все более нелепые и фантастические. Получалось, что уже не ночью, а утром уходил Торопов от учительницы! Молва, подобно рже, разъедала добрую славу, ходившую по селу о Нине Сергеевне, пятнала ее имя, а заодно — и имя ее мужа.

Пушин тут же, в сушилке, предупредил бойцов:

— Вот что, товарищи. Нечего уподобляться кумушкам. Давайте решим это дело по-мужски. Молчок — и крышка! Время покажет. А болтунам на язык наступайте!

— Согласны!

Пушин обвел взглядом лица бойцов, одобрительно кивнул.

— На том и порешим…

Торопов дал зарок: отныне он не переступит порога дома Панькиных!