Застенчивость в квадрате

– Вообще я думала, ты ненавидишь всех, – отвечаю я. Еще одна шутка, оказавшаяся неудачной.

– Нет. – Он выглядит задетым. – Мне нравилась Вайолет. И я люблю свою семью.

Это пробуждает мое любопытство.

– А какая у тебя семья? Они все гиганты?

– Мама ростом сто пятьдесят один сантиметр.

– Обалдеть, тогда твой папа, наверное, великан Пол Баньян[5]!

Он фыркает, и я понимаю, что беседа окончена. Но пару минут спустя, когда я уже обо всем забыла, он продолжает:

– Я не настолько высокий. Средний рост мужчин в Нидерландах – сто восемьдесят четыре сантиметра. Живи я там, меня никто бы и не заметил.

У меня глаза на лоб лезут.

Он отворачивается.

– А ты мог бы научить меня рисовать пиратский ко… – начинаю я, но Уэсли в приступе расстройства роняет кисточку и поднимается со стула.

– У меня плохо получается. – В голосе какое-то обреченное смирение. И грусть.

– Что? – Плохо получается рисовать? Да о чем он говорит? – Ты шутишь? У тебя талант!

– Вовсе нет, – едва слышно выдыхает он, порывисто прибирая за собой. Теперь я вижу, что мой взгляд беспокоит его, но перестать смотреть не могу.

– Уэсли. – Я встаю.

– Нужно убираться. У меня слишком много дел, не стоило мне вмешиваться. – Он вытягивает руку, точно знак «стоп», будто говоря: «Даже не думай. Стой, где стоишь». – У тебя уже все есть, – заверяет он, серьезный донельзя. – И у тебя прекрасно выходит. – Так и не опустив руку, говорящую «не подходи», он выходит из комнаты.

А я просто смотрю в коридор, раскрыв рот. А потом на стену.

– Ла-а-а-а-а-а-адно.

Еще пару минут я продолжаю, но о сосредоточенности теперь и мечтать нельзя. Мне необходимо узнать, что не так с Уэсли.

Я нахожу его в кухне, у раковины – он промывает свои кисточки. Голова опущена, и я не могу сказать, потому ли, что он расстроен или просто устал, но в любом случае он не похож на обычного строгого себя.

В тишине дома мои шаги звучат оглушающе громко. Уэсли смотрит в мою сторону из-под полуопущенных век. Мы вымотались, оба голодные – опасное сочетание. Постоянно спрашивать, согласен ли другой про каждое крошечное изменение в собственном доме, который мы вынуждены делить с незнакомцем… Сейчас уже не совсем незнакомцем, но точно не другом. Моя компания ему явно неприятна, это кристально ясно по тому, как он всегда находит повод выйти из комнаты, стоит туда зайти мне, а на мои попытки завязать разговор отвечает равнодушно-односложно.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. Не могу иначе. Я неисправимый миротворец.

– В порядке. – Он выключает воду, хотя на руках еще осталась краска, и поворачивается к двери. Вот же любитель убегать.

– Ты не видел новую упаковку мешков для мусора? – спрашиваю я, пока он не успел выполнить очередной исчезательный трюк. – Нужно выкинуть миллион бумажных полотенец. Как же отвратительно чистить вентиляцию!

Ему даже оборачиваться целиком не нужно, я и так понимаю, что его лицо вновь превратилось в каменную маску. Это видно по абрису профиля, тому, как чуть-чуть выдается вперед подбородок. Чтобы различить все детали, я вглядываюсь внимательнее, и мне это не нравится.

– Мешки в коттедже. На холодильнике.

– Зачем ты их так высоко спрятал?

Пытаюсь разрядить обстановку подначкой, но Уэсли слишком расстроен и не замечает.

– «На холодильнике» для меня вовсе не означает «так высоко», – колко отзывается он.

Что-то мне от его тона не по себе.

– Не все такие высокие, как ты.

Не ценит он свой рост, неблагодарный. Будь я такой высокой, как бы всем вокруг повезло! Я бы вешала качели и спасала кошек. Спрашивала бы соседей, не нужно ли им снять занавески для стирки.

– Не моя забота. Тебе в детстве надо было больше овощей есть.

Прожигаю его сердитым взглядом, который он не замечает, потому что отказывается на меня смотреть. Стоило только произойти крошечному чуду, мимолетному проявлению доброты, но дурное настроение все перекрыло, прямо как при первой встрече. Когда открою здесь отель, буду селить семьи с маленькими вопящими детьми в комнаты прямо под его спальней. И в каждую положу по бесплатной игрушечной трубе и принадлежности для кикбола.

– Какая жалость, что кому-то такому красивому, как ты, надо быть такой невыносимой задницей! – рассерженно выдаю я.

Тишина вокруг наполняется звоном.

– Знаешь, я ведь не такая плохая, – продолжаю я. – Ты постоянно отшатываешься от меня, игнорируешь, стоит оказаться рядом, будто я наказание, а не человек, и я себя ничтожеством ощущаю. Из-за тебя я чувствую себя еще более одинокой, чем раньше.

Поверить не могу, что сказала это. И сказала вслух. Но если я удивлена, то он просто поражен. Глаза круглые, как чайные блюдца. Я бы отдала левое крыло отеля, чтобы узнать, о чем он думает.

– Да какая разница! – уже не могу сдержаться я, смущенная собственным гневом. – Я тебя больше не побеспокою. Вперед, сиди там один!

Разворачиваюсь на пятках и выбегаю, и из другой комнаты уже слышу, как он кричит мне вслед:

– Про овощи я просто пошутил! Мэйбелл! Это была шутка!

Хлопаю дверью. Часть дверной рамы трескается.

– Черт.