— Бывало, приходил я в гости, но между нами не было такого, что могло бы привести к рождению ребенка. И вообще неплохо бы допросить соседок Юли как свидетелей: соседки говорили, что Юля им показывала фотографию и говорила, что это муж ее и от него она ребенка ждет…
Суд объявляет перерыв, покуда инженер поехал за соседками. Я Юлю спрашиваю:
— Так что за фотография? Откуда?
Юля смущенно очень отвечает:
— Я ее купила… Возле универмага… Там Немирович-Данченко, анфас… Но надо же мне было оправдаться перед соседками… Они бы меня живьем сожрали, если бы узнали, что у меня нет мужа…
— Где эта фотография сейчас?
— У меня дома…
— Поезжай сейчас же! Чтоб фотография была!
Юля привезла, успела. После перерыва суд продолжается. Судья опрашивает свидетельниц:
— Показывала вам истица фотографию?
— Да. Видели.
— Истица говорила, что это ее муж и от него она беременна?
— Слыхали. Говорила.
— А на ответчика похож человек на фотографии?
— Нет, непохож. Такой солидный там был мужчина, пожилой.
Показываю фотографию свидетельницам:
— Эту вы фотографию имеете в виду?
— Да, эту самую. Нам Юля говорила, что это муж ее, что он в командировке, но скоро приедет…
Фотографию кладу судьям на стол:
— Граждане судьи, да это же Немирович-Данченко!
Судья (секретарю): Пиши определение: вызвать в суд как ответчика Данченко Немировича…
— Граждане судьи! Немирович-Данченко — всемирно известный режиссер…
Заседатель: Ну и что, что режиссер?
— К тому же он умер…
Судья (секретарю): Тогда не надо определения, он умер…
Из-за этой фотографии мы с Юлей дело проиграли.
Квартет
В истории с моей клиенткой Любой замешано четыре человека.
Люба дружила с Сашей, родила мальчика. Отцовство Саша не признавал. Суд. У истицы есть свидетели — Маша и Коля. Показывают:
Мы вчетвером в кино ходили, потом зашли в кафе, потом гостили у Саши, пили чай.
Судья: И только чай?
Коля: Вино еще, но мало, одна бутылка — это на четверых-то…
Судья: Ну а потом что делали?
Коля: Мы с Машей на диване сидели, а Саша с Любой — на кровати… И кто-то свет выключил…
Первый заседатель: И долго это продолжалось?
Коля: Я хронометражем не занимался…
Второй заседатель: Для этого пяти минут достаточно…
Судья: Ответчик, а сами вы как думаете, это ваш ребенок?
Саша: Я сомневаюсь. Быть может, мой, а может, и не мой…
Очень убедительно я говорила, что Люба порядочная девушка и трудно допустить, чтобы примерно в то же время она спала еще с кем-либо. Суд решил, что Саша является отцом ребенка Любы. И тут же после суда ко мне подходят эти четверо, и Саша говорит, что я прекрасно дело провела, и приглашает в ресторан, обмыть удачу. Я сказала, что возраст мой уже не тот и пейте без меня.
Через неделю ко мне опять приходит Люба: «Вы знаете, а Саша просит принести ему ребенка показать. И если мальчик на него похож, мы с Сашей, наверное, распишемся…» Ну, я сказала: «В добрый час!» Ребенок оказался похож (так сочли родные Саши)…
С тех пор законы изменились: в наши дни установить отцовство не так-то просто.
Танкист
Вызвали меня по одному делу в Верею. Дело пустяковое. Двое парней, строители, с похожей судьбой (побывали в плену, а потом в лагерях), жили отдельно от семей. Однажды подвыпили и как-то лень им показалось тащиться на другой конец города до общаги, а у крыльца лошадь директора потребсоюза в сани запряжена и никого нет. Парни отвязали лошадь и поехали. Весело, с песнями. Пели громко, не то чтобы очень хорошо (навеселе как-никак), но и не то чтобы уж совсем плохо. Почти доехали, но в пятидесяти метрах от общежития их остановили и взяли под стражу. Теперь шьют «хищение общенародной собственности» — от семи до пятнадцати. Дело на двадцати страничках. Судья меня предупреждает: «Только вы, когда будете выступать, постарайтесь побыстрее…»
— Как это побыстрее? скороговоркой?
— Ну, по-танкисски, по-танкисски…
Зачитали обвинение, парни рассказали, как было; прокурор призвал в целях сохранения общенародной собственности впаять им на всю катушку: сани стоят столько-то, лошадь — столько-то… Я говорю, что о тайном хищении не может быть и речи: ехали открыто, пели, не в деревню, не в лес, не к цыганам, а в общежитие. Ни использовать, ни даже спрятать ни лошадь, ни сани они надеяться не могли, поэтому надо парням засчитать то, что они отсидели во время следствия и отпустить, — они больше не будут. Парни подтвердили, что не будут. Судья все поторапливает, а народные заседатели, старик со старухой (кажется, дотронься — рассыплются), все кивают. Суд удаляется на совещание. Ждем.
Час ждем, два ждем. Парни ждут. Конвой ждет. Семьи ждут.
Совещательная комната на втором этаже. Я выхожу во двор, с пригорка в окно смотрю, судья что-то читает, заседатели сидят с боков и дремлют…