— А денег вы мне сейчас дадите… на первое время. А потом — одно чистое дело, последнее. Куплю документы и устроюсь на работу.
— Ничего у вас не получится. Ваш трюк никто повторять не будет, вас просто пристрелят. Найдут деньги и меня привлекут как сообщницу.
— Но если меня все равно приговорят?
— Вас не расстреляют.
— Вы мне это обещаете?
— Я не могу вам сказать, будут ли слова «высшая мера» в приговоре, но я обжалую приговор и вас не расстреляют.
Клиент (2)
К даче подошел человек:
— Здравствуйте, Софья Васильевна!
— Здравствуйте, — отвечаю.
— Вы меня не узнаете? Вы меня защищали пятнадцать лет назад.
— А, вы Виталий.
— Ну да. Вы же меня от «вышки» спасли. Я пришел спасибо сказать.
— И где вы теперь работаете?
— Да вот пытаюсь здесь сторожем устроиться, чтобы числиться. Далековато, правда, от Москвы, ну, ничего…
— Числиться здесь, а где работать?
— А вот на Арбате есть ювелирный магазин…
— Вам мало?
— Да нет, это я только хотел спросить, если…
— Я вас защищать больше не буду.
— Вы меня неправильно поняли… Мне уже сорок пять лет, надо же с чего-то начинать?
— Вы решили начать со статьи 93?
— Да нет, что вы! Ну, если я не удержусь…
— Вы пришли узнать, сколько вам за это дадут?
— Ну да.
— Уходите и не приходите ко мне больше с такими вещами…
Из местного отделения связи он прислал мне открытку: в плохих стихах укорял в бессердечии.
Правосудие в сумерках
Среди судей встречаются очень квалифицированные юристы и порядочные люди. Вот член Московского областного суда Назаров. Ему диссидентских дел и не давали, для этого были другие…
Я с ним в двух процессах была. Помню, защищала бухгалтершу, которая при машинной обработке ухитрилась присваивать большие суммы. У меня был спор с прокурором по какому-то незначительному эпизоду. И в защитительной речи я сказала: «Мы можем спорить об этом хоть до рассвета, но сути дела это не меняет…» Прокурор взял реплику: «О каком это рассвете говорил адвокат? А мы что, вершим правосудие в сумерках? Прошу суд вынести частное определение в адрес адвоката». Назаров только хмыкнул и, конечно, никакого определения не вынес.
А потом я вместе с Назаровым работала в областном суде над одним делом в то время, когда там ждали приговора по «самолетному делу». Он меня спросил: «Софья Васильевна, говорят, что ленинградские адвокаты уехали, не дождавшись вынесения приговора. Неужели это правда?»
Е. Боннэр
Всечеловечность
Тот вьюжный, морозно-оттепельный, пронзительный ветреный декабрь 1989 года… Забудут ли его те, кто сошелся в тесном помещении Московской коллегии адвокатов на гражданскую панихиду перед церковным отпеванием Софьи Васильевны Каллистратовой — адвоката, защитника, не потому, что это профессия, а защитника людей по всей сути своей души, по всей линии жизни.
Я не знаю никого, кто сделал бы больше для своих подзащитных, чем Софья Васильевна. И для тех, кого история назвала диссидентами, чтобы они по праву получили свое второе историческое название — правозащитники. Ведь это не только защита людей, конкретных, страдающих и страждущих. Но защита Права. Она была нашим учителем в воспитании уважения к Праву как необходимой составляющей жизни нормального общества, нормального государства. И еще одно удивительное качество отличало Софью Васильевну, редкое и трудно объяснимое. При ней люди становились лучше. Она как-то непонятно пробуждала все хорошее в них, то, что было сковано обстоятельствами жизни или особенностями характера. Они становились отзывчивей, человечней, я бы даже сказала (хоть это звучит немного громче, чем хотелось бы), — при ней люди становились всечеловечней.
Я не помню, как впервые встретилась с Софьей Васильевной. Наверное, это было летом или в начале осени 1970 г., когда я искала адвокатов для находящихся под следствием участников ленинградского «самолетного дела». Никогда до этого я не имела дела с адвокатурой и была, что называется, «белый лист», но сразу почувствовала, что лучшего советчика не найти. В последующие годы мне еще не раз предстояло пользоваться советами Софьи Васильевны, а с 1977 г. постоянно вместе работать над составлением и редактированием документов Московской Хельсинкской группы.
Как во всяком добровольном и не регламентированном строго сообществе, в Хельсинкской группе рождались противоречия, и временами было трудно прийти к согласию. Возможно, если б с нами не было Софьи Васильевны, то возникли бы и ссоры. Более ста пятидесяти документов нашей группы не только прошли требовательную и тщательную правовую оценку Софьи Васильевны, но часто она была и их инициатором и первым автором. После ареста основателя и первого руководителя группы Юрия Федоровича Орлова в феврале 1977 г., а затем отъезда на Запад сменившего его Петра Григорьевича Григоренко в Хельсинкской группе не было (по общему решению) формального председателя, но бесспорно нашим неофициальным руководителем и высшим авторитетом была Софья Васильевна.