Застывшее время

Она читала свежую главу книги о деревьях Британии, которую написал Бриг, – Рейчел уехала в Лондон на выходные.

– Большинство считает, что их завезли сюда во время Ост-Индской компании – как видите, это неверно.

– У Джона Ивлина было неплохое описание Ксеркса и платана.

– Правда? Какой молодец! Найдите и прочитайте мне этот кусок, ладно?

Мисс Миллимент послушно поднялась на ноги и прошлепала к книжному шкафу. Поиск оказался большим испытанием, поскольку шкаф стоял в темном углу, да и книги были расставлены не по алфавиту. Рейчел, конечно же, знает, где нужная книга. Приходилось вынимать их по одной, чтобы рассмотреть название.

– Боюсь, мне понадобится время, – пробормотала она извиняющимся тоном, однако Бриг даже не заметил: он самозабвенно разглагольствовал об огромных платанах, которые видел в Моттисфонте и в Кодри-парке, одновременно пытаясь нащупать графин багровыми скрюченными пальцами.

– Мисс Миллимент, найдите мне стакан, будьте добры.

Оставив книжный шкаф, она отправилась на поиски тяжелого граненого стакана. Комната была так забита мебелью, книгами и документами, что пробираться по ней нелегко даже стройному человеку.

– Где-то у Плиния есть отрывок про восемнадцать человек, которые пировали внутри дуплистого дерева. Прочтите мне, пожалуйста – может пригодиться.

Плиния оказалось несложно найти – он лежал на столе, а вот нужный отрывок – другое дело. К счастью, в это время снаружи подъехала машина. Бриг тут же догадался, что приехал Хью, попросил ее найти второй стакан и засуетился, поджидая сына и надеясь заманить его к себе.

– Хью, это ты? Хью! А! Ты-то мне и нужен! Присядь, выпей. Спасибо, мисс Миллимент. Она читала мне вслух: Рейчел поехала в Лондон привести в порядок книги на Честер-террас. Хорошо бы и с погребом разобраться! Помнишь, когда ты приехал в отпуск, а у меня осталось всего три бутылки кларета? Купил двенадцать ящиков на аукционе: он был такой отвратительный, что я постарался от него избавиться – раздавал направо и налево в качестве свадебных подарков. Ну вот, мы подняли наверх оставшиеся три бутылки, и кларет оказался превосходным! Помнишь?

Это был отпуск Эдварда, поправил Хью. Мисс Миллимент поставила второй стакан на стол и удалилась. Вдогонку ей неслось: «А, ну тогда ты не знаешь: я-то думал, что это Мутон-Ротшильд тысяча девятьсот четвертого или тысяча девятьсот пятого – в общем, как ни пробовал, все не мог прийти к единому мнению…»

Мисс Миллимент побрела к себе в квартиру над гаражом, которую все еще называли «Тонбриджевой», хотя его семья жила там два года назад, да и то пару недель. Ее комната, одна из двух верхних, была маленькой, зато выходила окнами на сосновый лес – в дождливую погоду пахло чудесно. Какое-то время она жила в Грушевом коттедже, но теперь все перебрались в Большой дом, и она снова вернулась сюда; и хотя комната была маленькая и пустынная, она ей нравилось. Дорогая Виола – как мило с ее стороны! – приходила на проверку, пощупала одеяла на кровати и сказала, что понадобится еще пара (что правда, то правда – те были тонкие и совсем свалялись). Кроме того, она предложила неслыханную роскошь – прикроватную лампу – и даже раздобыла для нее маленький столик, на котором можно писать письма. Очень трогательная забота, только вот писать ей некому. Правда, пришлось однажды написать своей квартирной хозяйке в Лондон о том, что она отказывается от комнаты, а потом ехать и забирать свои пожитки. Это было ужасно неприятно и утомительно, ей пришлось сжечь все мосты. Возвращаясь в дорогостоящем такси на Черинг-Кросс, она вдруг отчетливо ощутила себя бездомной, и ее охватила паника, так что пришлось сделать себе суровый выговор: «Так, Эленор, жребий брошен, надо перейти Рубикон». Однако вслед за этим тут же возникла другая мысль: не слишком ли она стара для подобных переходов? В поезде она пыталась читать (на прошлое Рождество повезло найти на церковном базаре букинистическое издание второстепенных поэтов восемнадцатого века всего за пенни), однако паника, хоть и утихшая до состояния тревоги, никуда не делась и периодически накрывала ее удушливой волной. Все это из-за хозяйки, уговаривала она себя: та держалась крайне неприязненно, повторяя «хорошо некоторым!». Понятное дело, расстроилась из-за потери долгосрочного жильца. И все же печально: прожить здесь столько лет и заслужить такое отношение! А может, так было всегда, просто она по глупости не замечала? Она так старалась не быть обузой – не факт, что это ей удалось, – никогда не обременяла хозяйку дополнительными просьбами, вроде кофе к завтраку, как миссис Фаст, или стиркой белья, как мистер Маркус…