Затмевая могущественных

— По-вашему, мистер Бромхэд, — усмехнулся Пикеринг, — жители Древнего Рима были дикарями? Раб — не человек в обществе рабовладельцев. Он — имущество. Ценное, если может трудиться, грошовое — если нет. Не так давно еще во вполне цивилизованных странах процветало самое настоящее рабство. Как бы оно ни называлось.

Майору можно было не бросать на меня выразительных взглядов. И так было отлично понятно, на что именно он намекает. Но оправдываться я не стал. Крепостное право отменено, хотя далеко не все в империи считают, что это было верным шагом. Я же как-то даже не задумывался над этим вопросом.

Однако подобные разговоры, можно сказать, привели к злополучной дуэли. А началось все, как и положено, на балу.

Давал бал, конечно же, губернатор колонии Наталь. Я даже имени его не запомнил. Несмотря на вицмундир с золотым шитьем и благообразную внешность настоящего британского лорда, он полностью терялся на фоне лорда Челмсворда. Вот кто был подлинным королем этого бала. Собственно, как и все военные. Немногочисленные, надо сказать, штатские лица на этом балу находились в тени от нас — военных. Наверное, в тот день я впервые испытал настоящее тщеславие. Мы, уходящие на войну с жестокими дикарями офицеры — были героями этого бала. И не важно, какой носили мундир — красный или черный. Дамы с удовольствием дарили нам вальсы, мазурки и контрдансы. Вели с нами пустопорожние разговоры, всячески стараясь свернуть на тему войны.

— О, мистер Бромхэд, вы такой молодой, а уже отправляетесь на войну, — хлопая длинными ресницами, ворковала лейтенанту юная леди. Кажется, это была одна из многочисленных племянниц или дочерей кузин губернатора. Семейство у того было весьма большим — и все, конечно же, кормилось от него. — А вам не страшно будет там — в Зулуленде? Ведь эти зулусы — настоящие кровожадные дикари.

— Страх свойственен человеческой натуре, мисс. — Бромхэд на балу чувствовал себя куда уверенней, чем на плацу. Что, в общем-то, удивительно для офицера из африканских войск — особенной утонченностью они не отличались. — Однако белый человек давно уже не живет примитивными инстинктами. Разум в нас победил их. Именно этим мы в первую очередь превосходим дикарей, вроде зулусов.

— Поверьте мне, мистер, — подошел к ним офицер в полковничьем мундире. Левый рукав его заканчивался пустотой, — в бою человеком — что белым, что черным — очень быстро овладевают именно инстинкты. Самые примитивные. И вот тут мы зулусам сильно уступаем.

— Полковник Дарнфорд, — кивнул ему Бромхэд. Отдать честь по всем правилам он не мог, потому что держал свой белый шлем на сгибе локтя. — Разрешите поинтересоваться, чем именно мы уступаем проклятым дикарям?

— Когда у нашего солдата срабатывают самые примитивные инстинкты, он бросает винтовку и бежит с поля боя, — ответил полковник Дарнфорд, о котором я был наслышан от того же лейтенанта Чарда. — Зулус же во власти инстинктов превращается в форменное чудовище. Оно бросается не от врага, а на него, стремясь разорвать его, хотя и бы голыми руками.

— Поэтому, как вы считаете, — вступила в разговор старшая дама, сопровождающая юную леди, — эта война обойдется нам дорого, не так ли, полковник?

— Очень дорого, — честно ответил ей Дарнфорд.

И тут я был вынужден отвлечься. Меня за плечо кто-то осторожно тронул. Обернувшись, я увидел майора Лоуренса. Его, как обычно, сопровождал шериф Али. Увидев меня, хариш заметно помрачнел лицом. Он явно не забыл своего поражения при Месджеде-Солейман, и был бы рад, наверное, прямо сейчас пустить мне кровь.

— Майор, — кивнул я, — чем обязан?

— Вы знакомы, мистер Евсеичев, с лейтенантом Эберхардтом?

Лоуренс обернулся ко второму своему спутнику. Я был наслышан об этом человеке. Однако в компании, с которой я общался, тот был явно не в чести. О нем говорили-то довольно редко. Зато за пределами нашего небольшого круга офицеров имя Светлого Руди временами буквально не сходило с уст. Особенно в связи с очередной его победой над особенно неприступной дамой. Я не уверен, что хотя бы половина слухов о нем была правдива. Однако, когда увидел его в первый раз, моя уверенность была поколеблена. Внешность у Рудольфа Эберхардта была просто убийственной для дам.

— К вашим услугам, — произнес он, пригладив левой рукой тщательно зализанные назад волосы. Шлемом Руди пренебрегал, а поверх черного мундира надел легкий белый плащ, рукава которого были украшены красными крестами, стилизованными под мечи.

— Никита Евсеичев, — прищелкнул каблуками я.

Рук, однако, мы друг другу не подали.

Лоуренс же как будто потерял к нам какой-либо интерес. Он шагнул ближе к полковнику Дарнфорду. Прищелкнул каблуками, обращая на себя внимание.

— Полковник, — обратился он к Дарнфорду, — простите, я невольно услышал ваши слова. Я так понимаю, вы не слишком высокого мнения о наших солдатах?