Завещание Императора

Лишь теперь фон Штраубе разглядел не сразу заметные из-за смуглости лиц отвратительные струпья, идущие ото лбов к подбородкам у всех, кроме старика. "Уж не проказа ли?" – содрогнулся он и попятился – благо, путь к двери оказался теперь открыт.

— Нет, нет! — остановил его старик. — Клянусь вам, господин, их болезнь, хотя и отвратительна для глаз, но совсем не заразна! Это всего лишь разновидность того, что у вас принято называть золотухой. Она не только мучительна для тела, но и угнетающе воздействует на разум, как, наверно, изволит видеть своими очами и сам господин.

— Но – при чем тут… — потерялся фон Штраубе. — Нет, я даже вполне сочувствую, но при чем тут, однако, я? Здесь какая-то ошибка. Я офицер флота, и что касается медицинских познаний…

— Уверяю вас, господин, — поспешил вмешаться старик, — дело вовсе не в ваших познаниях, а только в ваших руках. Сделайте такую благую милость – наложите ваши руки на этих несчастных.

Что-то было знакомое: исцеление от золотухи путем наложения рук… Конечно! По легенде, чудодейственный дар древних французских королей, Меровея, Дагоберта – ну да, тех самых…

* * *

— …впоследствии утраченный ко временам Валуа; между тем, являющийся, — квирл, квирл, — лишь слабым отголоском гораздо более древнего дара, берущего начало еще… Впрочем, тут мы углубимся в такую тьму веков!..

* * *

Старик, про которого лейтенант в какую-то минуту подумал было, что он все же, как и остальные тут, слегка тронут умом, смотрел пронзительно ясно. Нет, он никак не был безумцем, этот старик. И он, похоже, про него, про фон Штраубе, все, все знал, не случайно же оказался в одном доме со всезнающими тоже котелками… Кстати, где все-таки они?..

Золотушный мальчишка уже стал на колени и подставил под его руки свое обезображенное неведомой паршой лицо. Усилием подавив брезгливость, фон Штраубе под благоговейный шепот окружающих коснулся ладонями его щек, покрытых застарелыми струпьями, твердыми и шершавыми, как древесная кора. В то же мгновение, как ему показалось, развеялся царивший в комнате тошнотворно-плесенный запах, неожиданно прошла брезгливость, и он почувствовал, как тепло какое-то волнами колышется между ними двумя. Подчиняясь непроизвольному порыву, лейтенант неожиданно для самого себя вдруг прикоснулся щекой к щеке мальчика. В ту минуту было такое чувство соединения с этим мальчуганом, словно лишь они двое и существовали в целом мире. В эту минуту фон Штраубе показалось, что все это очень давно было уже когда-то с ним.

Когда этот тепловой ток прекратился, мальчик лобызнул-таки наконец его руку и на коленях отполз в дальний угол. Тут же место мальчика занял плечистый верзила, покрытый коростою сплошь. Все повторилось – такое же минутное колыхание тепла, такая же внезапная нежность к несчастному, внезапное, по собственному порыву, соприкосновение щек, и под конец – то же лобзание руки.

Лишь после того, как последний золотушный, поцеловав ему руку, отполз к стене и все пятеро уткнулись лбами в пол, то ли в знак своей раболепной благодарственности, то ли пребывая теперь в некоем магнетическом трансе, опять запахло кислым, теперь уже невпродых, и фон Штраубе снова ощутил прежнюю брезгливость, ожившую холодком где-то в верхушке живота. В то мгновение он даже не думал о результатах своего целительства. Хотелось немедля подставить руки под струю воды, пройтись по ним щеткой, с мылом омыть лицо, но, во всяком случае, для начала вырваться из этого гадкого смрада.

Напоследок он все-таки огляделся, ища старика, но того, оказалось, уже и след простыл. Это было, действительно, досадно – фон Штраубе рассчитывал узнать у него, куда все же подевались котелки, к которым у него накопилось немало вопросов. Однако все в этом странном доме умели растворяться, как духи. Не оставалось ничего другого как обратиться к золотушным.

— Мне нужен ваш старик, — сказал он.

Ни ответа, ни движения…

— Найдите мне его! — потребовал фон Штраубе. — Черт, вы хоть слово понимаете?..

Между лбами и полом теперь образовались узкие щелки наблюдающих глаз (лиц по-прежнему было не разглядеть), и по комнате колыханием прошелся гул все той же незнакомой тарабарщины.

— Как его хотя бы зовут? — спросил фон Штраубе уже безо всякой надежды.

Те, не подымая голов, отозвались, разумеется, опять по-тарабарски, но в этом басурманском хоре голосов лейтенант все-таки различил нечто похожее на имя: "Гаспар, Гаспар…" – отчетливо прозвучало несколько раз. Имя показалось отдаленно знакомым, хотя фон Штраубе не помнил, где еще мог бы слышать его.

— Гаспар? — спросил он. — Я правильно понял – вашего старика зовут Гаспар?

По всей видимости, что-то все-таки золотушные понимали – согласно заколотили лбами о пол.

— Эй, Гаспар! — крикнул фон Штраубе, поскорей выйдя из этого смрада в коридор. — Гаспар, вы здесь?