Дальше они переговариваются между собой по-татарски, видимо, решая, как с ним быть. И не объяснишься с этими татарчатами – на русском они, возможно, знают лишь про барона и про ворон. Да и о чем объясняться теперь? Впервые он один в таком враждебном кольце, в свидетелях – только безразличное ко всему небо.
Но, кажется, именно с неба приходит подмога, ибо вначале это лишь тень, будто там наползло облако.
Нет, просто кто-то очень высокий, невесть откуда внезапно появившись, на миг заслонил плечами свет.
Враждебный круг размыкается. Позади фон Штраубе стоит высокий мужчина, немолодой, хотя еще не старик, с посохом, с сумой через плечо, одетый в какую-то странную хламиду, и татарчата, подняв головы, с испугом и почтением теперь смотрят на него.
Незнакомец что-то говорит им по-татарски, потом кладет руку ему на плечо (такое тепло от этой руки!), теперь уже по-русски говорит что-то, то ли "они тебе не враги", то ли "полюби их", тех слов уже не вспомнить, да слова и не суть важны – главное, он, фон Штраубе, теперь знает, что ему делать. Он обходит по кругу замерших на месте татарчат, начиная с раненого, и касается своей щекой поочередно щеки каждого из них. Он любит их. Сейчас ближе – никого в мире!
Мужчина достает из сумы и протягивает им кулек. Татарчата начинают галдеть, тянутся грязными руками к белым звездочкам, и фон Штраубе тоже берет одну вслед за ними. Приторная сладость тает на языке…
— Uber, mein Gott! Mein Junge, du lebendig?
Смятый кулек летит наземь, звездочки рассыпаются по песку. При виде грозной немки татарчата стремглав уносятся прочь, вслед за ними, опираясь на посох, уходит и незнакомец. Приговаривая про "микроб", она пальцем, тоже, кстати, не вполне чистым, копается у него во рту, стараясь выковырять растаявшую звездочку.
И в доме немка все еще никак не может успокоиться:
— Он кушаль этот дрянь!.. Он… Er wurde mit diesen Schweinen, mit diesen Banditen gekusst!
Отец, вначале слушавший ее не слишком внимательно, вдруг становится очень серьезен, даже откладывает газету, в которую до сих пор поглядывал невзначай.
— Мужик? — спрашивает он, обращаясь не к ней, а к нему. — Что за мужик? Ты знаешь его? Как его звали?
Вроде бы, татарчата, галдя, произносили какое-то нерусское имя.
— Кажется… Не помню… По-моему – Гаспар…
Этим сообщением отец как-то странно взволнован, даже голос у него совсем не адмиральский уже:
— И что же этот… как ты говоришь, Гаспар? Это он сказал тебе их целовать?
Приходится объяснять, что ничего такого Гаспар (если того вправду так звали), не говорил. Просто… Он не сразу отыскивает подходящее слово. Просто снизошло, что ли…
При этих словах отец вскакивает из кресла.
— "Снизошло"… — повторяет он. — Но ты уверен, что его звали именно Гаспар?.. — и, не дожидаясь ответа, бормочет вовсе загадочные слова: "Боже, est-ce que deja dans cette generation?.."
И еще удалось в тот же вечер, притаившись под открытым окном веранды, услышать обрывки вовсе загадочного разговора, который вели между собой родители.
— Вы хотите ему все рассказать? — говорила матушка. — Но он еще так мал! Да и сами-то вы – верите ли во все эти ваши фамильные предания?
Отец – задумчиво:
— Не знаю, что и ответить. Как географ и натуралист – в большей степени, пожалуй, все-таки – нет. Во всяком случае, так оно было до сегодняшнего дня. Наш мир, однако, столь сложен и многослоен, что тут одной научной логики… Право, Je deja ne sais rien…
Перебив его, матушка воскликнула:
— Но почему, почему вы полагаете, что – именно он?!.. Неужели только из-за какого-то мужика… уж не знаю, что там наша фройлен mit ihren romantischen Gehirnen
— Возможно, возможно. Просто имя меня насторожило. Но даже если вы целиком правы – по-моему, рано или поздно следует ему кое-что рассказать. Мне, впрочем, родители поведали обо всем, когда я был уже взрослым юношей, с окрепшей головой. К тому времени я, заканчивал училище, вовсю занимался естественными науками и отнесся ко всему этому, пожалуй, даже излишне легко.
— Вот видите!
— Но с возрастом я понял, что существуют вещи и помимо натуралистики и навигации. И сейчас думаю – не слишком ли беспечно поступили мои родители, так долго откладывая разговор?.. А сегодня, когда я услышал это слово… Знаете, он сказал: "снизошло"… И я вдруг увидел его глаза…