Заветы предательства

Чужаки яростно сопротивлялись. Со времен Улланора мы не дрались в подобных битвах. Зеленокожие собирались возле вожаков, устраивали засады, бросали в гущу наших сил бойцов-камикадзе. Любая взятая баррикада стоила нам потерь, за уничтожение каждого орудийного окопа мы платили жизнями братьев. Мы сохраняли безжалостный темп, не позволяя врагу перегруппироваться, а себе — замедлить движение. Наша кровь смешивалась с орочьей и лилась по ущельям, окрашивая светлую пыль темно-алым.

В холодный час перед рассветом, когда все три солнца еще таились за горизонтом, я наконец скомандовал братьям остановиться. К тому времени мы уже далеко продвинулись в Дробилку, и нас окружали беспорядочные скопления выступающих отрогов, еще более глубокие, чем прежде, ущелья и высокие уступы белых скал. Со всех сторон по нам вели плотный огонь. Группы зеленокожих, огибая наши порядки, пробирались ненадежными тропками на уже захваченную нами территорию. Ксеносы рычали на нас из теней. Их вопли усиливались и искажались, отражаясь от окружающих утесов. Казалось, что сами горы бросают нам вызов.

Тогда я вспомнил предостережение Торгуна. Мне подумалось, что он, возможно, был прав и что моя жажда наступать подвела нас. Братство Луны по-прежнему оставалось вдали от нашей позиции, продвигалось уверенно, но неторопливо. Я не мог отделаться от подозрения, что терранин умышленно задерживает бойцов.

— Будем держаться здесь, — велел я Джучи и Бату, чтобы они довели приказ до остальных. — На заре возобновим атаку.

Я выбрал позицию, более всего похожую на настоящий оборонительный редут. Это широкое скальное плато возвышалось над неровным, искореженным ландшафтом и служило нам господствующей позицией. С трех сторон у него имелись крутые склоны, тогда как четвертый осыпался, образовав скат из расколотых камней и щебня. Место не было идеальным: пики на дальнем краю ущелья все же возносились над площадкой, и на ней самой почти не оказалось укрытий.

И все же так мы могли уменьшить растущие потери, вернуть сражению некоторую осмысленность. С боем пробиваясь на плато, братья карабкались по глубоким трещинам в скале, поскальзывались и съезжали по коварным осыпям. Захватив высоту, мы окопались возле краев, чтобы перекрыть секторами обстрела теснины внизу. Уцелевшие эскадроны гравициклов я направил против главных баз огневой поддержки чужаков, но запретил им двигаться дальше после уничтожения целей.

Как я и предполагал, зеленокожие увидели слабость в том, что мы остановились. Они хлынули на нас, вырвавшись из потайных схронов и туннелей, которые нам не удалось полностью завалить. Хейны волнами лезли по крутым склонам, забираясь друг на друга в стремлении добраться до нас. Они казались армией вурдалаков — кожа почти черная в полутьме, глаза пылают алым.

Мы попали в трудное положение. Взятое в кольцо, братство сражалось по-орочьи — свирепо, безыскусно, жестоко. Ксеносы карабкались наверх, мы повергали их вниз. Зеленокожие хватали когтями воинов, что нарушали строй, и утаскивали их в бездну рычащих ужасов. Мы расстреливали и закалывали врагов, сбрасывали их тела во мрак, и они падали, размахивая руками и ногами. Мы вбивали гранаты в их раззявленные пасти и отпрыгивали, когда туловища чужаков разлетались клочьями мяса и жил. Окружив нас, твари превратили плато в одинокий остров благоразумия посреди вздымающейся бури чужой кровожадности.

Я оставался на передовой, в самой гуще битвы, и, держа гуань дао двуручным хватом, прорубался через плоть зеленокожих так, словно они были единым гигантским бесформенным организмом. Чувствовал, как гулко бьются мои сердца, как пылают натруженные мышцы рук. Пот струился у меня по лицу под шлемом, стекал по внутренней стороне горжета. Орки бежали на наши клинки, пытаясь утомить, задержать нас тяжестью своих тел, пробить собой бреши, в которые ворвались бы их сородичи. Их отвага была исключительной. Их сила — неимоверной. Их приверженность делу — образцовой.

Нас окружили, нас превзошли числом. Такое случалось редко, обычно мы не давали неприятелям прижать братство. Наш легион, в отличие от угрюмых Железных Воинов или благочестивых, убранных в золото Имперских Кулаков, никогда не выбирали для заданий, где требовалось держать оборону в течение долгого времени. Мы всегда смотрели свысока на гарнизонную службу и жалели тех, кого обрекали нести ее. Не могу представить, чтобы мы когда-нибудь отличились в такой схватке — в осаде, спиной к стене, сражаясь под горящими небесами.

Но при всем этом мы были Легионес Астартес. Мы бились с точностью и решимостью, заложенной в нас долгим обучением. Мы не отступали ни на шаг. Мы проливали кровь за наш бастион на Чондаксе, крепко цеплялись за него, стискивали зубы и упорно отражали атаки. Когда один из нас погибал, мы мстили за павшего брата, смыкали ряды — и битва, без того ужасающая, становилась еще более изуверской.