Завидная наша судьба

К полудню люди обсушились и отдохнули. Выглянуло солнце. Настроение стало улучшаться. Появилась надежда на соединение со своими. Мы считали, что части 20-й армии ведут бои в окружении где-то южнее Стогово. Правда, шума боя не было слышно, но это нас не смущало. Приказал начальнику штаба взять на учет и оформить всех примкнувших к нам товарищей. Их уже более шестисот, причем люди продолжают прибывать и в одиночку и группами. Они из разных родов войск, с разных должностей, с разными званиями — от рядового до генерала. Конники нашей 45-й кавдивизии уже стали растворяться в этой разношерстной массе, но все-таки пока являются костяком, поэтому мы по-прежнему называем себя сорок пятой кавалерийской.

Осмотрели лошадей. Насчитали сто восемьдесят, а здоровых среди них только двадцать две. Остальные ранены, некоторые чудом держатся на ногах. У нас нет возможности возиться с ними. Оставлять их врагу тоже  не можем. Многих раненых животных пришлось пристрелить. После этого тяжелого акта у нас не осталось и полусотни лошадей.

Умер от раны в живот начальник разведки дивизии Гавронский. Его ранило ночью при переходе через железную дорогу. Он ужасно страдал, бредил, все звал детей и жену. Смерть Гавронского омрачила нас. Настроение испортилось еще больше, когда возвратилась разведка и доложила о тяжкой судьбе армии генерала Ершакова. С разведчиками пришли несколько командиров и красноармейцев этой армии. Они рассказали о тяжелом бое, который разгорелся здесь недавно. Мы побывали на том страшном месте. Развороченная земля усеяна трупами наших и немцев. Здесь же исковерканные повозки, орудия, машины. Раненые лошади, с низко опушенными головами бродят по мертвому полю. А вокруг зловещая тишина. Уцелевшие группы бойцов и командиров уже ушли, чтобы пробиться к своим.

Во второй половине дня наблюдатели донесли, что к лесу со всех сторон движутся гитлеровцы на мотоциклах, автомашинах и в пеших боевых порядках. Было также замечено, что минометные батареи противника занимают огневые позиции. Таким образом, мы оказались еще раз окруженными. Подав команду «К бою!», я начал организовывать прорыв. План был прост: с наступлением темноты внезапно атаковать немцев на одном из наиболее выгодных направлений и бегом преодолеть занятую ими зону. Чтобы не растерять людей, решил пробиваться колонной, построенной по двадцать человек в ряд с интервалами в три — пять шагов между бойцами. По моему сигналу первые два ряда и все фланговые, подойдя к опушке леса, должны открыть огонь из автоматов и с криком «ура» броситься вперед. Для удобства управления расположился со своими заместителями и помощниками в центре первых трех рядов.

Уже стало смеркаться, когда мы были готовы к броску.

И вдруг через громкоговорители с немецкой стороны раздались слова: «Рус! Сдавайсь! Ви ест окружены крупными немецкими частями. Вам капут. Сдавайсь!»

В первую минуту многие растерялись. В такой ситуации могла возникнуть и паника. Понимая это, я громко скомандовал: «Вперед, товарищи! Огонь! Ура!» 

Вся масса людей, будто очнувшись, с криком «ура» бросилась вперед, открыв шквальный автоматный огонь.

Через час мы уже приводили себя в порядок на лесной поляне. Потерь почти не было. Внезапность и быстрота сделали свое дело.

Собираю командиров и политработников. Советуемся, что делать дальше. Одни предлагают разбиться на группы по восемь человек и прорываться каждой самостоятельно.

— Хотите, чтобы нас, как цыплят, перехватали поодиночке? — возражают другие.

Кладу конец спорам. Мое решение: всем быть вместе и пробиваться организованно, силой.

Именем Родины обязываю всех безоговорочно выполнять мои приказы.

Тут же решили и организационный вопрос. Вместо полков и эскадронов были созданы отряды. Назначены командиры и комиссары.

Несколько позже в более узком кругу определили конкретный план действий.

Опять было два мнения: одно — пробиваться к своим через линию фронта, другое — составить партизанский отряд и действовать во вражеском тылу.

Второе было заманчиво. Но мы не имели опыта партизанской борьбы, да и помнили требование командования — двигаться к Москве, спасать ее. Решено — будем пробиваться к своим. Но на таком участке фронта, где противник менее активен, где у него нет ударных группировок. Намечаем маршрут. Вражескими тылами пройдем около трехсот километров, до самого Серпухова, а там пробьемся через фронт.

Случайно услышал, что некоторые товарищи все еще ратуют за раздробление отряда на восьмерки. Одним из «агитаторов» оказался мой ближайший помощник. Пришлось ему и еще кое-кому пригрозить расстрелом за такие разговоры. С наступлением темноты трогаемся в путь. Подошли к железнодорожной станции Пятница. Наша разведка нарвалась на пулеметы и с потерями отошла. Высылаю новую разведку с заданием подойти к станции с юга. Прождали ее часа два — как в воду канула. Посылаю еще разведывательную группу. Она также бесследно исчезла. Не выдержав, беру с собой человек двенадцать и отправляюсь с ними в разведку.