Завод

Павел Алехин заглянул в диспетчерскую. Никого, все разбрелись по цеху. Он направился к телефону и набрал номер. Трубку поднял Всесвятский. Павел изменил голос и попросил позвать к телефону Татьяну Григорьевну. Он слышал, как Всесвятский громко окликнул Татьяну, и лишь после этого осторожно опустил трубку на рычаг, и вышел из диспетчерской. Теперь он был уверен, что Татьяна на работе. «Слежу, как сыщик, — мрачно подумал Павел. — Что же она со мной делает? И Кирилка тоже…»

Он был убежден, что ничего дурного Кирилл себе не позволит. Ладно, все утрясется. И Татьяна перебесится.

Павел пытался успокоить себя. Неприятности — штука проходящая, правда, давно что-то они не наваливались все разом.

«Буря», пронесшаяся по цеху, когда подбивали годовой план, наконец утихла, оставив на верстаках сверкающие свежей краской готовые приборы. Девушки-контролеры просматривали комплектацию, вкладывали в ящики инструкции и паспорта. Щелкали пломбиры.

Рабочих в цехе было немного. Да и те уже собирались по домам. Подобревший по случаю удачного выполнения годового плана Стародуб ходил рядом с начальником АХО: надо сдать цех на два новогодних дня.

— Что, Иван Кузьмич, скинули годик? — спросил Павел. Неловко было молча проходить мимо.

— Скинули, Павел Егорович. Теперь два дня отсыпаться буду. А ты чего домой-то не идешь? Или место прибираешь? — Иван Кузьмич видел, как Сопреев и Кирпотин прибирали инструмент, аккуратно укладывая в шкаф.

Павел подошел к своему верстаку, достал наряды и принялся подбивать бригаде заработок.

— Есть такие острова, где люди переговариваются свистом. По радио рассказывали. — Сопреев произнес это, ни к кому не обращаясь, в пространство.

Никто не поддержал его затравку.

Врут, наверное. Это ж надо, свистом! Понимаю, если что-то простое передать, к примеру, поди сюда или есть хочу. А если какую историю, то как же? Тут и словами не всегда объяснишь… — Сопреев поднял остренькое лицо и хитро ухмыльнулся.

Кирпотин вытряхнул из чемоданчика мусор и принялся перекладывать в него из шкафа инструмент. Алехин обратил на это внимание, однако промолчал.

— Вот что, Паша, хочу уйти из бригады. — Кирпотин произнес это негромко, как бы между прочим.

Павел прицелился в него зелеными глазами.

— Объяснять тебе, Паша, ничего не буду и не хочу. Только вместе с тобой работать нет у меня желания. Понимай как знаешь. К Синькову перехожу с нового года.

— Что ж так, Саня? Поди, двадцать лет вместе отработали?

— Да так, Паша… Не хочу я тебя судить. Каждый себе хозяин. Точно душно у тебя в бригаде. А я человек в летах, мне воздухом под старость надышаться хочется. Не обессудь…

— Иди. Если приперло. — Павел отвернулся к нарядам. Он даже взглядом не проводил удаляющегося Кирпотина.

— Ладно! Найдем человека, — тихо сказал Сопреев, искоса присматриваясь к Павлу. — Правда, Санька хоть и дурак, да дело свое знал отлично.

— Ты больно умный, — прервал Павел.

— Конечно, я умный. И ты это знаешь. Иначе давно бы меня турнул из бригады за вздорный характер.

Павел недобро усмехнулся и отодвинул бумаги. Что-то путались цифры, уже три раза записывал одну и ту же сумму. Он знал, что Сопреев каким-то хитрым ходом повернет разговор с выгодой для себя. И даже если в чем-то признается, только лишь для того, чтобы в итоге оказаться в выигрыше.

— Бес ты, Мишка! Ну и бес. Каждый раз удивляюсь.

— А ты не удивляйся, Паша, учись. Не просто ведь я горло деру — науку тебе преподаю, а ты учись. При твоих данных можно шагнуть вперед, если учиться будешь у меня. К тому же ты человек партийный, не в пример мне.

— А по шее? Вдруг я тебе дам по шее, Мишка? Ведь не ждешь. И все твои карты перетасую.

— Не дашь, Паша. Если промолчал насчет тех писем, что я в народный контроль посылал, то промолчишь и впредь.

Павел всего мог ожидать в разговоре с Сопреевым, но это было уже слишком. Выходит, Сопреев знал, что ему, бригадиру, все известно.