Читаем Завоевание Константинополя полностью

Во всяком случае, наиболее существенным источником информации хрониста — там, где он не выступает непосредственным свидетелем и очевидцем, а повествует о событиях, предшествовавших крестовому походу, — являлась устная традиция, которая бытовала либо в кругу тех латинян, кому приходилось бывать в Восточном Средиземноморье (прежде всего венецианцев, наслышанных, вероятно, об обороне Тира против Саладина, о роли Конрада Монферратского и т. д.), либо среди греков. Эта информация нередко тоже, впрочем, перерабатывалась Робером де Клари в эпическом духе. Зачастую хрониста занимало не столько историческое зерно полученных сведений, сколько вообще все «необыкновенное» — и в поступках людей и в происшествиях с ними свершавшихся[33]

.

В целом духовный облик пикардийского хрониста — облик мелкого рыцаря Северной Франции. Ему чужды куртуазность, культ дамы сердца и т. д. В изображении женщин хронист следует однозначным по своей классовой сути канонам, выработавшимся в суровой и духовно ограниченной социокультурной среде. Он довольствуется лаконичными определениями, в которых почти отсутствуют указания на какие-либо физические или душевные достоинства либо недостатки особ женского пола. Пожалуй, единственное исключение в этом плане — эпитет «красивые» (гл. XXI, где говорится о женщинах, над которыми надругался византийский император Андроник I). Феодал-воин, чтивший в межличностных отношениях в первую очередь вассальные и семейные узы, Робер де Клари всегда заботится главным образом только о том, чтобы точно обозначить степень родства или фамильной близости дамы с высокопоставленными героями своего повествования — остальное вплоть до имен его почти не интересует. Если женщины и удостаиваются упоминания, то едва ли не обязательно с присовокуплением родственно-титульного статуса. Почти все они дамы знатного происхождения, находящиеся на верхних ступенях феодальной иерархии (сестра французского короля — гл. XIX; LIII; дочь маркиза Бонифация Монферратского — гл. CXV; дочь византийского императора Кирсака (Исаака II Ангела) и она же супруга германского короля — гл. XVII; жена иерусалимского короля — гл. XXXVIII и, т. п.). Эти знатные дамы предстают обезличенными носительницами высоких феодальных титулов и родственницами каких-либо знатных персон — типично феодальная манера символизированного изображения представительниц слабого пола. Только в нескольких случаях Робер де Клари мимоходом говорит о женщинах более низкого социального положения (гл. IX, XCVIII, LXXIII).

Представляет интерес проблема религиозности автора «Завоевания Константинополя», его приверженности принципам официальной церковной идеологии и, что наиболее важно в плане нашего анализа, провиденциалистской доктрине, глубоко пронизывающей хронографию крестовых походов[34]. В общем его повествование, как и записки Жоффруа де Виллардуэна, имеет ярко выраженную «мирскую» окраску; причем пикардийцу присуща склонность живописать и даже измышлять приключенческие, сюжетно увлекательные, романтические эпизоды событий. В этом отношении хроника Робера де Клари резко отличается от повествований современных ей церковных летописцев, выделяясь своим светским тоном, посюсторонностью подачи материала и его освещения. Тем не менее хронист — человек своего времени, и религия занимает определенное место в его образе мышления, в его манере преподнесения описываемого. При этом черты религиозности и провиденциалистских воззрений автора[35] выступают перед нами скорее в качестве привычных аксессуаров представлений об обыденном, укоренившихся в рыцарской среде, чем в виде глубокой убежденности в постоянном божественном вмешательстве в земные дела как факторе, предопределяющем их развитие. Взглядам пикардийца чужды та сгущенная религиозная истовость и экзальтация, которая порой свойственна была даже светским хронистам начального периода крестовых походов (вера в каждодневные чудеса, в реальность священных небылиц, в явления небожителей на поле боя, в вещие сны и пр.). Всего этого у рыцаря начала XIII в. почти нет и в помине. Провиденциалистско-религиозные слагаемые воззрений Робера де Клари — это во многом, хотя и не всегда, традиционные стереотипы, принятые и потому не требующие дополнительных размышлений оценки, само собой разумеющиеся способы описания явлений повседневности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену