А король продвигался вперед, ободренный тем, что от Вильгельма не было ни слуху ни духу. Зато ему донесли – осаду Арка возглавляет Вальтер Жиффар, а вовсе не герцог, и он обрадованно потирал руки, предвкушая скорый конец кампании. Действительно конец оказался скорым, хотя и совсем не таким, на какой рассчитывал король Генрих. К несчастью, Его Величество попал в засаду, устроенную ему у Сент-Обена, и, хотя сам он уцелел, но потерял там бо́льшую часть своей армии, включая незадачливого графа Понтье, коего зарубили прямо у него на глазах. Король почел за благо отступить и вернуться во Францию, тогда как герцог Вильгельм, прослышав о падении Мулена, вернулся к осаде. Король Генрих с запоздалым раздражением сообразил, что столь поспешным захватом собственности герцога освободил того от вассальной клятвы, которую Вильгельм свято соблюдал до последнего. Итак, король Генрих вернулся домой, строя планы покорения Нормандии, а граф Арк, прекрасно знавший собственного племянника, объявил о своем согласии капитулировать, но на определенных условиях.
Кое-кто из его сторонников возражал, утверждая, что замок вполне способен выдержать многомесячную осаду, на что граф с усталым отчаянием ответил:
– Мы позволили Вильгельму отрезать нас от Франции, и наша последняя надежда умерла вместе с позорным отступлением короля. Неужели вы до сих пор не узнали Вильгельма? – Граф, злясь на себя, яростно хлопнул в ладоши. – Кровь Христова, когда он еще лежал в колыбельке, я в шутку сказал Роберту, его отцу: «Нам придется быть осторожными, когда он подрастет». Мои слова оказались поистине пророческими! Лучше бы я задушил его еще тогда, потому что с тех пор герцог чинит мне препятствия на каждом шагу! Все, со мной покончено. – Закрыв лицо полой плаща, он сел и погрузился в мрачные размышления.
– Мы все еще можем разбить его, – с мужеством отчаяния заявил один из друзей Арка. – Почему вы так легко пали духом, граф?
Тот поднял голову и с горечью ответил:
– О, глупец, я знаю, когда надо лезть на рожон, а когда – играть ретираду[31]
. Я рассчитывал застать Вильгельма врасплох, но не преуспел в этом. Я проиграл, и нет смысла ждать, когда вокруг меня люди начнут умирать с голоду, чтобы признать это. Нанес удар, но Вильгельм легко отразил его, а возможности нанести второй он мне не даст. – Граф уныло покачал головой, однако затем, взяв себя в руки, сказал: – Думаю, договорюсь с ним на своих условиях. Он не отличается мстительностью. – Уронив голову на руки, Арк в отчаянии прошептал: – Проклятье! Каким же дураком я оказался, поверив французскому королю! Надо было добиваться победы иным путем!Он отправил к Вильгельму герольда с посланием, составленным в смиренных выражениях, прося того лишь о сохранении жизни для себя и своих людей. Это был политически умный, расчетливый шаг, пусть даже и вызвавший недовольство друзей графа. Гийом безошибочно оценил характер герцога: Вильгельм постарался бы любыми способами добиться капитуляции дяди, но, стоило ему достигнуть своей цели, а врагу – признать поражение, как всякая безжалостность тут же покидала его. Те, кто поносили герцога, называя тираном, глубоко заблуждались; за исключением случаев, когда удавалось пробудить дьявола в Нормандце, он никогда не унижался до мести побежденному противнику. Вильгельм сразу же дал согласие на предложенные ему условия и, когда перед ним распахнулись ворота Арка, вступил в замок в окружении своих рыцарей, а дядю пригласил для приватной беседы.
Граф Гийом пришел один и без оружия, сильный мужчина, вынужденный смирить свою гордыню. Застав герцога наедине, он понял, что Вильгельм решил избавить его от ненужных унижений, и закусил губу, признавая за своим племянником милосердие и ненавидя его за это еще сильнее.
– Дядюшка Гийом, – внезапно проговорил Вильгельм, окидывая его взглядом с головы до ног, – вы поступили очень дурно, причинив мне множество хлопот, и потому пришло время покончить с вами раз и навсегда.
Граф Арк улыбнулся.
– Тебе грех жаловаться, племянник, – ответил он. – Ты завладел моим замком и по-прежнему сидишь на троне, который по праву мог быть моим –
– Что до ваших намеков, – откровенно заявил герцог, – даже если я незаконнорожденный, то, по крайней мере, вы не осмелитесь упрекнуть меня в этом. А вот разве у меня нет причин жаловаться на вас, того, кто поклялся мне в верности у моей колыбели?
Граф, не дрогнув, встретил его взгляд.
– Будь ты проклят, Вильгельм, но я погубил бы тебя, если была бы на то Господня воля! – сказал он.
Герцог улыбнулся.
– Что ж, по крайней мере, это честно. Да и для меня это не тайна: вы всегда оставались моим врагом. Какие у вас были дела со старым графом Мортеном, коего я отправил в ссылку? И с Молотом Анжу?[33]
– Оба – крайне ненадежные людишки, как и король Франции, – холодно отозвался граф. – Один я справился бы куда лучше.