Завораш (СИ)

А в тот момент, когда дверь в его лавку отворилась и внутрь вошёл смутно знакомый оборванец, этот страх перерос в ужас. Рашка поднял голову, мысленно радуясь, но на его лице сейчас тёмные очки, и, соответственно, пришелец не сможет прочесть написанного в его глазах испуга. Вещь, вызывавшая у Рашки все эти чувства, определённо была у пришельца с собой. В кармане? В кулаке?

Всё ещё не в силах прийти в себя от захлестнувшего его безумия, Рашка перевёл взгляд за стойку, туда, где стояла внушительных размеров старинная алебарда…

НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Ничего не боится тот, кому нечего терять. Нечего терять тому, кто ничего не нажил. Нечего терять тому, кто ничего не боится. Ничего не нажил тот, кому нечего терять.

Оба предложения в разных комбинациях без остановки крутились в голове у Ноктавиданта. В результате фраза перестала восприниматься настолько, что задумайся клирик о её первоначальном значении, его и здесь ждало бы фиаско. Оно просто не поддавалось какому-то выражению: то ли гибнет тот, кому нечего терять, то ли теряет тот, кому суждено погибнуть. Ерунда, и только.

В конце концов усилием воли он отогнал назойливую мысль, переключившись на звук собственных шагов. И всё же… Может быть, основной мыслью было как раз то, что любая мысль, будучи высказанной бесчисленное число раз, утрачивает смысл? Как детская считалочка, заклинание или бессмысленный шёпот психически больного. Или молитва.

Получается, молитвы тоже бессмысленны? Предательский голос у него внутри подсказывал, что да, бессмысленны, но и его Ноктавидант заставил умолкнуть. В конце концов, в отличие от Корбаша Талала, голос которого звучал беспрерывно и повелительно, этот голос не высказывал особого недовольства и не давал ценных советов.

Сосредоточится на шагах.

Ноктавидант поднял взгляд и тут же опустил. Длинный носок его туфли зацепился за порожек. Вот была бы умора, если бы клирик полетел вверх тормашками! Наверное, солдаты номарха смеялись бы не один день.

А их вокруг было очень много. В то краткое мгновение, когда Ноктавидант поднял взгляд, оторвавшись от созерцания мозаичных плиток пола и собственных туфель — бархатных, расшитых цветной вышивкой, но теперь пришедших в полную негодность, он насчитал четверых или пятерых воинов. Большинство из них были ветеранами, составляющими личную гвардию номарха. Распознать их было нетрудно — по красным мундирам и суровым лицам. Эти мрачные физиономии поворачивались в сторону проходившего мимо Ноктавиданта, провожали его тяжёлыми взглядами. Какие у них были приказы? Занять то, что осталось от дворца принципала и ждать, как развернутся события? Позволить власти номарха утвердится на этом клочке церковной собственности, где годами царили другие законы? Подготовить почву для переизбрания нового — на этот раз выгодного номарху — принципала? Талал ясно дал понять, что им может стать и он, Ноктавидант. Единственное, что от него требуется — лишь выразить такое желание. Мимоходом клирик поймал себя на мысли, что ещё несколько часов назад не позволял себе даже думать о чём-то подобном. Теперь… Весь его мир рухнул. То, что было привычным и казалось незыблемым, осталось в прошлом. Начиная от принципала и той самой комнаты, ставшей для него усыпальницей и заканчивая гибелью оракула.

Теперь Ноктавидант мог поразмыслить, что он почувствовал, войдя в крипту. А почувствовал он ещё чьё-то присутствие. Словно в крипте кроме крылатого находился кто-то ещё. Клирик не успел ни распробовать это чувство, ни даже как следует осознать его, прежде чем получил предательский удар. И все же он был уверен, что не ошибся. Возможно, каким-то образом о присутствии чужака стало известно архивариусам наверху? Тем, кто должен был следить за каждым произнесённым оракулом словом и записывать его…

Могло ли случиться так, что что-то из происходящего попало в их записи?

Внезапно Ноктавидант понял, что всё случившееся имеет гораздо более глубокую природу, чем казалось вначале. И как результат, будет иметь гораздо более серьёзные последствия.

Вот уже и солдаты Дагала орудовали во дворце принципала, а что будет дольше? Светская власть никогда не сталкивались с властью религиозной в открытом противостоянии, но так или иначе обе вели непримиримую борьбу. Примеров тому было великое множество.

Ящик, в котором Бабалон запирал детей, был не только наказанием, но и уроком. К сожалению, думал Ноктавидант, не каждый способен извлечь из урока пользу. Некоторые попадали в ящик раз за разом, так ничему и не научившись. Иные — по собственной глупости, другие — по прихоти, потому что им казалось, будто таким образом они идут против воли Бабалона. Впрочем, Ноктавидант, и тот не сразу понял, что все перенесённое им в ящике бесценно, а то, то другие называют наказанием, следует называть… опытом. Не забыл он и голос, который, как ему казалось он слышал: «Он многих видел тогда в ящике. Но запомнил только тебя».