Завораш (СИ)

На мгновение Ноктавиданта посетила парадоксальная мысль: будь у стен и вещей глаза, насколько бы они удивились происходящему? Само собой, ответа не было, если, конечно, не считать таковым сизые петли кишок. Кто-то развесил их словно праздничные гирлянды, тем самым подчеркнув цинизм происходящего. А может просто от скуки.

***

Когда у некоего монаха спросили, каким образом ему удалось переписать такое количество сур — несколько тысяч, он ответил, что просто переписывал по одной каждый день. Если бы Ноктавидант прочитывал по одной записи каждый день, ему не хватило бы целой жизни. Записей было много, очень много. Только сейчас он убедился в том, что лишь малая часть отправилась наверх. Б'oльшая часть бумаг и восковых валиков оседала здесь, год за годом наполняя огромный архив.

Вполне возможно, некоторые из записей велись ещё до появления Ноктавиданта во дворце. Разговоры с оракулом вёл другой клирик, а отчёты отправлялись наверх другому принципалу, предшественнику нынешнего. И тут Ноктавидант опять исправил себя: нет никакого нынешнего. Остался лишь он, несколько других клириков во дворце и ещё десяток во всём городе.

По-прежнему оставалось загадкой, каким именно образом некромант крови втёрся в доверие к принципалу? С помощью некой искусной иллюзии? Вполне вероятно. Как и то, что Ноктавиданта он подкупать не стал — просто нанёс удар по голове. Существовали ли другие варианты развития событий? Ноктавидант вновь вернулся к недавним мыслям о тёмном лесе — о том, где каждое дерево было возможной вариацией будущего. На первый взгляд все деревья похожи, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что все имеют отличия. И ещё: деревьев в лесу не бесконечное множество, как и возможных вариантов грядущего. А тропок между ними и того меньше.

Оракул был способен предвидеть будущее. Кто и когда это понял, оставалось загадкой. У Аскеррона были его кураторы с их кровавой некромантией, благодаря которой можно было сохранять воспоминания и целые личности; у Завораша — настоящий ангел со склонностью делать туманные, но меткие прогнозы. Эти противоположности могли бы стать грозным оружием, если бы кому-то удалось соединить их.

Тут Ноктавидант вновь был вынужден себя поправить: кое-кому это всё же пришло в голову… и наверняка почти удалось. Почти, поскольку ни Ноктавидант ни кто-либо другой не знал истинной силы кураторов. Все, что было известно клирику — это то, что некромант похитил кровь оракула и наверняка выпил её.

Внезапно его внимание привлекла фраза из текста, торопливо набросанного чьей-то рукой на очередной восковой табличке.

«Ты звал».

«И ты явился».

Он и так помнил этот разговор, ведь он состоялся сегодня утром — всего пару часов назад.

Для того чтобы крылатый был более сговорчивым, в питательный раствор добавляли наркотик. Иногда понемногу, и он лишь слегка улучшал настроение ангела. Иногда — чуть больше (или намного больше), но осторожно, чтобы не нанести вреда здоровью крылатого. Во время их разговоров часто Ноктавидант наблюдал за тем, как меняет цвет содержимое трубок из-за вводимого в них нового компонента, и пытался понять в какой момент по трубкам пустили наркотик. Он почти всегда ошибался, но результат был виден и без того, чтобы гадать по цвету трубок. Ангел расслаблялся в своих цепях, даже свешивался на них, и покачиваясь взад-вперёд, принимался говорить.

Наверняка руки, писавшие это, будничным движением отложили табличку и стилус в сторону, после чего взялись за нож.

Отшвырнув табличку, Ноктавидант взял другую. Записи на ней можно было прочесть с большим трудом. Ноктавидант вчитался в неровные строки. Судя по всему, один из скрипторов записал часть разговора. Написанное не могло передать интонации, но к своему удивлению, клирик мгновенно узнал высокомерный тон ангела. В крипте был посторонний. Уже после того, как Ноктавидант покинул её, и, очевидно, в то же самое время, когда он был в комнате у принципала, во дворец проник чужак.

«О, да, нас слушают. Не видят, но прекрасно слышат. Можно подумать, что те, кто это делает, сейчас гадают, кто же вошёл в мою крипту. Это не так. Их задача — слушать и записывать. Не делать выводы».

«Тогда кто же их делает?».

«Кто знает? Может быть тот, кто будет читать эти строки несколько часов спустя?».

ТЯЖЕЛЕЕ ТЫСЯЧИ НАКОВАЛЕН

Знание превыше всего, говорит Бригадир, опираясь на один из механизмов. Корпус механизма покрыт копотью и следами времени; когда грубая одежда Бригадира трётся об него, вниз с тихим шелестом сыплются хлопья ржавчины.

Да уж, ржавчины здесь сколько угодно, Кенобия бы порадовался.

Тисонга вздрагивает от этого звука, ведь он ещё не привык к тишине. Удивительно, но спустя долгое время они смогли наконец, отыскать место, где грохот машин не разрывал бы им барабанные перепонки.

Наверняка Бригадир думает, что ангел вздрагивает от его слов, и добавляет: да, знание превыше всего. Кто бы ни утверждал иное.